Отправлено: 16.06.13 18:23. Заголовок: Когда любовь сильна, ей нет преград (с)

13-14 февраля 1575 года. Реймс-Париж.

 Отправлено: 16.06.13 18:37. Заголовок: День, хуже которого ..

День, хуже которого в жизни Людовика де Можирона не могло случиться, наступил. Его господин, его друг, его единственная любовь, король Франции Александр Эдуард Генрих III Валуа сегодня венчался в главном соборе города Реймса с Луизой де Водемон. Все приготовления к свадьбе, даже когда они вместе выбирали жену Александру попокладистее да посмирнее нравом, ибо женитьба короля была делом политически важным, неизбежным (иначе церковь могла не благословить восхождение на престол Анри де Валуа), маркиз старался быть рядом со своим государем, зная, что ему тоже нелегко, что он тоже не хочет этого брака. Однако, выбор был сделан. Луизе Лотарингской выпала честь зваться королевой Франции. Она был юна, светловолоса и имя ее было, созвучно имени фаворита короля.
Луи держался, сколько мог. Он был в Реймском соборе два дня назад подле Генриха, когда тот короновался на престол Франции. Сбывались все честолюбивые мечты королевы-матери, сбывались и мечты Генриха, которому предстояло стать мудрым правителем. Луи был подле своего любимого все празднества, посвященные этому событию, пил вволю, заливая тоску черной ведьмой сжимающую его сердце. С любовью, полной отчаянья он провел последние две ночи с Генрихом, прежде чем тот будет считаться в глазах всех женатым мужчиной. Он держался и сорвался. Сорвался, не дойдя до собора, где должно было вершиться венчание, несколько шагов. Бледной тенью, скользнув между придворными, он понесся к королевским конюшням в этом проклятом городе. Найдя вороного, которого привез из Польши, который заменил ему погибшего под Ла Рошелью Ареса (он назвал черного, как смоль, коня Аид), молодой человек быстро оседлал его и пришпорил. Они держали путь в Париж, к Сене. Туда, где все началось.

 Отправлено: 16.06.13 19:21. Заголовок: Те, кто видел за пос..

Те, кто видел за поспешностью, с которой велись приготовления к свадьбе, жениховское нетерпение, очень сильно ошибались. Брак, который должен был свершиться, ничего кроме отвращения у Генриха не вызывал, отвращения, стыда и жалости. Стыда перед Людовиком и жалости к тихой Водемон. Ей предстояло стать королевой, в то время, как супругом своим король Франции считал маркиза д’Ампуи.
Сердце молодого короля разрывалось, когда он шел к алтарю, он тысячу раз умирал произнося клятвы, которые заведомо были ложью, ибо не мог он любить никого, кроме Людовика, любить, почитать, хранить верность… быть вместе в богатстве и бедности, болезни и здравии – все эти слова они столько раз шептали друг другу в ночи, и они были святы для Генриха. А те, что слетали с его губ сейчас, сказанные голосом, полным безучастия… это была плата. За то, что он король, за то, что его и молодую королеву на выходе из собора толпа приветствовала радостными криками, за то, что он, нарушив все законы, установленные людьми, обрел свое счастье рядом с Луи де Можироном. За все надо платить, но в эту минуту отчаяния, ища среди придворных своего единственного и не находя его, Генрих Валуа считал, что заплатил слишком дорогую цену. Дрожащей рукой он одел на безымянный палец молодой королевы богато украшенное кольцо, а когда Луиза, как положено по обряду, хотела ответить ему тем же - разглядела на левой руке короля простой золотой ободок и замерла в нерешительности. Тогда Генрих - да проститься ему этот грех - попросту зажал в кулаке драгоценную безделицу, символ постылой свадьбы, жалея, что нельзя выбросить его в грязь.

А потом им пришлось идти от алтаря рука об руку, а потом он хмурился, натянуто улыбался, выслушивая пожелания, а сердце отсчитывало мгновения. Где ты? Куда ты решил сбежать на этот раз, куда унес свою боль, свою горечь, любовь моя нежная? Луиза Лотарингская робко искала взгляд мужа, но Генрих не мог на нее смотреть. Мы поневоле жестоки с теми, кто стоит между нами и нашим счастьем, а без Луи он не мог быть счастливым, никогда. Легче было отказаться от Франции, чем от этого ангела с глазами, горящими от любви, самой чистой, самой сильной любви, которую когда-либо вмещало человеческое сердце.

- Мадам, вы утомлены, - обратился он к той, кого назвал королевой. – Идите к себе. А вы, господа, продолжайте веселье!
Луиза, смущенно покраснев, отправилась в опочивальню, где для короля и королевы было приготовлено брачное ложе. А Генрих в свои покои, где сменил свадебный наряд на черный плащ и неприметный камзол. Кольцо, которое он так и не надел на палец, улетело в темноту ночи, в ров. Туда ему и дорога. Пусть город и двор пьет, пусть будет громче играть музыка, тем проще королю, который чувствовал в этот день себя самым несчастным из смертных, сбежать. Он не был уверен, что найдет Луи, но даже если так, он не проведет эту ночь под одной крышей с королевой, он лучше заночует, как бродяга, на том берегу, где впервые познал опьяняющую сладость поцелуя своего возлюбленного.
Король спешно покинул город в сопровождении двух верных слуг, пока молодая жена ждала его в опочивальне.

 Отправлено: 16.06.13 20:13. Заголовок: Несколько часов, не ..

Несколько часов, не чувствуя усталости и холода, маркиз д’Ампуи мчался в Париж. Мчался так, словно за ним гнались прислужники тезки его коня. Он не видел ничего, кроме дороги, что змеей уползала вдаль, не слышал ничего, кроме ровного мерного топота копыт своего вороного друга. Он отсчитывал про себя мгновенья. Раз. Генрих Валуа произносит слова брачного обета перед алтарем своей молодой супруге. Два. Они обмениваются кольцами. У Людовика потемнело в глазах от боли в сердце. Три. Празднества, посвященные бракосочетанию короля с Луизой Лотарингской, продолжаются. Четыре. Вот они танцуют рука об руку. Встречный февральский ветер милосердно холодил пылающее лицо скачущего во весь опор юноши и слизывал соль и горечь слез с его скул. Пять. Весь двор провожает их до опочивальни, двери которой закрываются за молодыми. Шесть… Можирон почти упал с коня у трактира, въехав в Париж. На негнущихся ногах он зашел туда, и, потребовав залить в бурдюк вина, получив желаемое, вернулся к Аиду.
- Прости, мой друг, я знаю, ты устал. Нам осталось совсем немного, - разгоряченное гонкой молодое животное пускало пар из ноздрей. На губах его уже белела пена. Вскочив обратно в седло, придворный пустил его шагом. Ночь была в разгаре. И вот уже вскоре ледяная, тягучая вода Сены засеребрилась в лунном свете перед почти загнанным конем и таким же загнанным его седоком.
Привязав Аида к дереву, укрыв его круп своим плащом, Людовик прихватил бурдюк и спустился к воде. Холода, несмотря на отсутствие плаща, он не чувствовал, как и во время скачки. Он вообще не ощущал себя. Только тупая боль в груди позволяля еще помнить о том, что он жив. В мозгу пульсировало только одно – Анри. Сердце лихорадочно отбивало – Анри. Бессилие, невозможность что-то изменить, стоном полным горя сорвались с губ маркиза д’Ампуи. Так воет раненный зверь, от боли, от страха, от отчаянья. Рука невольно коснулась земли. Он сидел как раз там, где два с половиной года назад он держал в своих руках вытащенного им из воды Александра, где впервые их губы встретились, где смущенные оба, нахлынувшими на них чувствами, они пытались их скрыть друг от друга. Два с половиной года счастья. Это больше, чем он заслужил, чего мог ждать от милости судьбы. Луи открыл бурдюк и прошептав тихо в темноту ночи «Я люблю тебя», опустошил его наполовину. Но пить не хотелось. Вкус вина не чувствовался. Не хотелось и дышать. Но это было не важно. Важным было только то, чтобы Генрих Валуа был счастлив. Молодая Луиза Водемон может подарить своему супругу любовь и детей.
Он лег на землю, забыв о ее промозглости, о гуляющем по берегу Сены ветре, подтянув под себя колени, закрыл глаза, почитая за благословение Божие их больше не открыть.

 Отправлено: 16.06.13 22:42. Заголовок: Одиночество и тоска ..

Одиночество и тоска были пронзительны под ледяным светом звезд февральской ночи. И холод. Генрих не знал, то ли кровь его заледенела от отчаяния, то ли и правда земля замерзала, разделяя его скорбь. Но он гнал коня в ночь, и перед глазами короля одна за другой вставали картины их с Луи прошлого, иногда безмятежно-радостного, иногда окрашенного в темные тона печали и тревоги. И это прошлое было ему дороже того настоящего и будущего, что могла подарить Луиза де Водемон. Даже если его любимый больше никогда не посмотрит в его сторону. Любовь к Людовику изменила его жизнь, изменила его всего, он никогда уже не будет прежним.

В Париж он въехал изнемогающим от усталости душевной и телесной, от тревоги за Луи. Слуги, едва поспевавшие за своим господином, все же отстали. Генрих не стал останавливаться, только крикнул, чтобы его ждали во дворце... Его любимый мог быть где угодно. Мог вернуться в Лувр, мог ввязаться в драку, мог пережидать эту черную ночь в каком-нибудь кабаке. Генрих чувствовал безнадежную усталость, подтачивающую душу. Если он не найдет Людовика, то пусть утро лучше не наступает, жить станет не за чем. Верный своему намерению, он направил коня на берег Сены, то место он нашел бы и с закрытыми глазами.

Аид приветствовал коня Генриха тихим ржанием. Взгляд Валуа заметался по берегу, темный берег, темная вода, темнота ночи. Даже луна зашла за тучи. Страшное подозрение закралось в душу, он уже хотел кричать в голос, звать… а если любимый не откликнется, то самому броситься в воду… но глаза нашли то, что искали.
Брошенный конь отошел и ткнулся разгоряченной мордой в шею своему собрату. Его хозяин стоял на коленях возле своего фаворита, зовя по имени.
- Луи, любовь моя, - голос Генриха дрожал, и столько было в нем невысказанной боли, невыразимой любви и невыплаканных слез, что и камень бы отозвался на эту мольбу. – Мой ангел скажи, что ты не оставил меня!

 Отправлено: 17.06.13 02:00. Заголовок: Голос, который он у..

Голос, который он узнал бы среди тысяч, проник под пелену воспоминаний. Теплых радостных воспоминаний, которые окутали и согревали лучше всякой одежды. Они же заставляли катиться слезы из-под опущенных век юноши. Воспоминания. Это все что ему осталось. Ни Луиза Водемон, ни королева-мать, ни вся Франция, ни Бог, ни дьявол, никто не сможет их отнять у него. Они были его и они грели. Это было обманчиво. Колет и рубаха были слабой защитой от февральского ночного мороза и ветра, что дул с Сены. Бок, на котором лежал придворный, промок от студеной сырости земли под ним. Сердце, подобно тягучей темной воде реки, замедлило свой ритм, кровь леденела в венах. Еще несколько часов и Людовик де Можирон, маркиз д'Ампуи, синьор де Сен-Сафорин замерзнет, как бездомный пес, на месте, где познал, что такое любовь.
Ему слышалась трель сверчка, что звучала поздней ночью в охотничьем домике Венсеннского леса. Ей вторил любимый голос. Голос, в котором были заключены все самые сладкие звуки для души маркиза. Это было сладостным бредом, это было лучшим, что могло скрасить эту полную боли ночь. Губы фаворита Генриха Валуа дрогнули, с них в очередной раз сорвалось имя его господина. Из-под ресниц, по виску, на землю скатилась соленая капля, унося в почву клочок горя, терзавшего придворного. Жаль, его было не выплакать все со слезами. Как в детстве, уткнувшись в юбки матушки. Слишком много его. Слишком сильно. И мать слишком далеко.
Но голос звал все настойчивее. И Луи слышал, ему тоже больно. Но открыть глаза было тяжело. Да и не зачем. Король Франции, его любимый господин, его любимый, были за десятки лье оттуда, где сейчас мечтал забыться его приближенный. Генрих Валуа в это время должно быть уже делит супружеское ложе со своей молодой женой, в угоду церкви, королевству, семье. Застонав, пытаясь спрятаться от мыслей, от голоса, чудившегося в бреду, Можиро закрыл уши локтями. Но тут же одернул себя. Пусть даже этот голос мираж, он ответит ему. Скажет, что хотел.
- Анри, будь счастлив. Будь счастлив за нас двоих. Я люблю тебя. И…прости меня, - с трудом приподнимаясь, пытаясь напрячь затекшие и заледенелые мышцы, Людовик хотел, чтобы ветер подхватил его слова и донес до Реймса, до Генриха. Он поднял голову, открыл глаза и встретился взором с полными тревоги черными глазами Александра. Они мерцали в слабом лунном свете. Это было слишком. Воображение разыгралось, подсовывая ему не только слуховые галлюцинации, но и видения. Обессилено Можирон вновь опустил голову на песок и камень речного берега. Скорей бы все закончилось.

 Отправлено: 17.06.13 08:29. Заголовок: Страх за любимого вы..

Страх за любимого вытеснил все – усталость от многочасовой скачки, боль, тоску, все, что Генрих вез в себе от самого Реймса. Сколько времени Луи провел на берегу реки, вот так, в одиночестве, наедине с терзающими душу видениями? И его не было рядом, он не держал Луи за руку, не обнимал, не говорил о том, что любит. Любит, и будет любить.

Тело любимого было холодным и тяжелым, когда Генрих с трудом, дрожащими руками, потянул его в свои объятия, укрывая плащом. Согреть, только согреть. Вернуть к жизни, любой ценой. Про счастье они поговорят потом. Его ангел бредит, если думает, что для него, Генриха Валуа, возможно счастье без Людовика де Можирона. Берет свалился с головы, когда король постарался устроить голову своего супруга у себя на плече, и темные пряди упали на бледную щеку маркиза. Обняв покрепче, Генрих Александр стал покрывать поцелуями родное лицо, стараясь вернуть жизнь в это сильное тело, измученное страданиями и безумной скачкой.

Только бы он открыл глаза, только бы увидел, что его Анри рядом, убедился, что он не предал их любовь!
- Счастье мое, любовь моя единственная, - звал он, целуя глаза, губы Людовика. – Я здесь, я с тобой. Посмотри на меня, мой ангел, открой глаза. Я люблю тебя, мальчик мой, я рядом. Не оставляй меня одного, прошу тебя.
Луна выглянула из-за облака, посеребрив своим светом берег реки, тяжелые воды Сены и двоих, любящих друг друга, исстрадавшихся, но не предавших своей любви.

 Отправлено: 17.06.13 18:35. Заголовок: Боль и видение не от..

Боль и видение не отпускали. Голос не затихал. Лунный свет очертил гримасу страдания на лице фаворита французского государя. Воспоминания более не согревали. Оскал неотвратимой реальности впивался в сердце, разрывая его на куски. Луи глотал холодный воздух, кадык на шее, не давая захлебнуться, гонял его грудь, легкие, сжимаясь, выталкивали обратно. Но тепло стало другим. Более настойчивым, ощутимым. Губы с жадностью приняли поцелуи, а с ними и дыхание любимого, его мольбы. Не сразу Людовик осознал, что все происходящее взаправду. Он просто согревался. Молодое тело жаждало жить, Оно принимало тот шанс, что ему был дарован. Дарован не в первый раз. Но сегодня гибель была неотвратима. И нет. Он вновь может дышать. Может, благодаря тому, что его единственный возлюбленный рядом. Но как???
Глаза маркиза широко распахнулись, вновь встречаясь с глазами Генриха Валуа взглядами. Его плечи, как когда то в саду Тюильри, согревал плащ короля (тогда еще герцога Анжуйского), его тело было крепко прижато к груди Александра. Так крепко, что он слышал, чувствовал биение самого родного на всем белом свете сердца.
- Скажи, что это не бред, - хрипло попросил он своего короля. – Если мой разум настолько воспален, что меня унесло в нереальность, я лучше воткну себе дагу в шею, не желая приходить в себя, - собираясь сделать озвученное, рука маркиза потянулась к поясу, а взгляд метнулся к небу, моля Создателя о чуде.

 Отправлено: 17.06.13 22:07. Заголовок: - Это не бред, - уве..

- Это не бред, - уверил Генрих своего единственного, обнимая крепче, не давая шевелиться, укутывая в свою отчаянную нежность.
Он хорошо знал нрав Луи, знал, что тот и вправду сейчас способен на любой безумный поступок. И молодой король заговорил, торопливо, перемежая слова поцелуями, словно не надеялся при помощи одних только слов достучаться до измученного болью сердца своего любимого. А достучаться было важно, Генрих не хотел и тени подозрений, способных оттолкнуть от него Людовика.

- Мой ангел, посмотри на меня. Я здесь, с тобой. Эта ночь твоя, как и все, что были у нас, как и все, что будут. Клянусь тебе самым дорогим, что у меня есть – твоей жизнью, любимый, я ни на мгновение не оставался наедине с Водемон! Я принадлежу только тебе, я не предал нашей любви, родной мой.
Генрих торопливо высвободил руку из-под плаща, нашел руку Луи.
- Посмотри, любимый. Я не надел другого кольца.

В голосе короля звучала мольба, страх, любовь. Только бы он выслушал, только бы позволил оправдаться. Жгучий стыд разрывал сердце Генриха, стыд за то, что он позволил, допустил, что по его вине его единственная любовь, его супруг измучен, раздавлен. И пусть они сами признали, что другого выхода, кроме как успокоить всех женитьбой, нет. Пусть. Он должен был предвидеть, что Луи никогда не сможет пережить даже мысль о том, что его супруг будет делить дни и ночи с кем-то, кроме него.
- Любимый!
Стон отчаяния, сорвался с губ Генриха. Будь проклята жизнь без Людовика. Корона, Франция, Долг. Все, что разлучает их.

 Отправлено: 18.06.13 20:18. Заголовок: Как иссушенная засух..

Как иссушенная засухой почва поглощает в себя влагу дождя, сначала размокая под настойчивыми, каплями, разбивающими ее твердь, а потом, вбирая их в себя и вбирая, никак не насытившись, так и Людовик слушал Генриха. Каждое его слово живительной водой проникало в трещины исстрадавшегося за последние недели сердца, заживляя их, смыкая, заставляя его биться, ровно, с надеждой на счастье.
Он неотрывно смотрел в омут темных глаз Анри Валуа. Неотрывно, пока тот не показал свою левую руку. На ней и вправду не было нового кольца. Лишь то, что когда-то Людовик одел ему на палец сам. Назойливая мысль – снял и спрятал – была отогнана. Если этот человек, если Александр Валуа, единственный, кому он верил, говорил, что не надевал другого кольца, то иначе и быть не могло. Если сказал, что не оставался даже на мгновение с Луизой Лотарингской наедине, то иначе и быть не могло. Вера любимому жила и питалась любой надеждой, любыми его словами. Она была безгранична.
Безмолвно, ежась от озноба, Можирон начал обцеловывать каждый пальчик на руке своего короля. Коснувшись губами кольца на безымянном пальце, почти незаметного, но столь значимого для Луи, он взглянул в глаза государя Франции.
- Спасибо, Анри. Спасибо, - крепко обхватив Генриха за шею, маркиз прижался губами к его плечу, к темному одеянию, в которое он облачился вместо праздничного белого, что было положено в эту ночь. – Я немного могу тебе дать, ангел мой. Только свою любовь и самое себя. Но мои душа, сердце, разум и плоть - все принадлежит тебе, - постепенно приходя в себя, благодаря, терпению, преданности Александра, маркиз начинал соображать здраво. Зная, чего ему стоила дорога сюда, зная, что Анри был там, откуда он приехал, Людовик поймал в холодные ладони скулы любимого.
- Как ты здесь очутился? Почему один? Сколько времени? – один за другим вопросы сыпались на голову молодого монарха, а вместе с ними поцелуи, покрывающие его исстрадавшееся, как-то постаревшее за одну ночь, лицо. Но для его фаворита оно оставалось самым прекрасным ликом, что могут узреть глаза.

 Отправлено: 18.06.13 21:56. Заголовок: Хотелось плакать, см..

Хотелось плакать, смеяться, хотелось закрыть глаза под поцелуями Луи и забыться здесь, на их берегу, где им было даровано это чудо – любовь. Кажется, небеса и на этот раз смилостивились, отведя от них беду и разлуку.
- Все, что мне нужно, о чем я мечтаю – это ты, - прошептал он в ответ, и это была правда.
Давно уже не трогали душу Генриха честолюбивые мечтания юности. Он осознавал свой долг, он верил в свои силы стать хорошим королем и мудрым правителем. Но теперь корона казалась ему бременем, а не благословением, как когда-то. А Луи… Луи был всем. Самой жизнью. Самым прекрасным, что выпало на долю Валуа. Так можно ли винить его в том, что он всем своим существом стремился к этому источнику чистейшего счастья?

Тело любимого оживало под руками Генриха, глазам Людовика возвращался блеск, и сердце короля оживало вместе с ним. А руки наливались свинцом и перед глазами все плыло.
- Я бросился вслед за тобой, любимый, сразу, как только смог, - Анри спрятал лицо, целуя пряди волос Луи, пряди, в которых запутался песок с берега Сены, пыль дороги от Реймса, ветер и слезы его любимого, которые было уже не удержать. – Прости меня… прости любовь моя. Я торопился как мог. Слуги… они отстали по дороге. Я совсем сошел с ума, когда не нашел тебя. Луи мой, если бы я не нашел тебя, следующее утро Франция встретила бы без своего короля.

Измученные долгой скачкой, красавцы-кони стояли тихо-тихо, ни один плеск воды не нарушал тишину ночи. Шевелиться не хотелось. Генрих снова обрел своего любимого и это все, что ему было нужно в этой жизни. Если бы речь шла только о нем, король Франции так бы и остался на этом берегу, не желая для себя больше ничего, кроме чувствовать Людовика в объятиях. Но его супруг нуждался в уходе и отдыхе. Анри поднялся, чувствуя, как занемели и дрожат ноги и поднял Луи.
- Любимый, мальчик мой, мое единственное счастье, прошу тебя ради нас, найди в себе еще немного сил. Лувр рядом. Поедем. Когда я смогу тебя укутать в одеяла и прижать к себе, я поверю, что этот кошмар закончился.

 Отправлено: 22.06.13 09:55. Заголовок: Мокрый от земли, на ..

Мокрый от земли, на который лежал, начиная дрожать всем телом, больше от волнения, которое вызвали слова Анри, Людовик поднялся вслед за своим господином. Он не мог отвести от него глаз, не мог поверить, что Генрих не нежится, согласно брачным обязательствам, в объятьях своей жены, что его Анри здесь, на берегу Сены, с ним. Чудом было, что именно сюда завела любовь и отчаянье фаворита короля, что именно сюда они же привели и Генриха.
- Да, мы едем домой, - обняв крепко Александра, Луи подсадил его на коня, тревожно следя за каждым его жестом. Он сам проделал путь от Реймса до Парижа в несколько часов, Генрих от него не сильно отстал. Значит его мышцы, его тело так же сводит от усталости, и только любовь, наполняющая их сердца, забота друг о друге, не дает им свалиться замертво тут же, на берегу такой холодной, но ставшей такой родной реки.
Забрав свой плащ с крупа Аида, явно изголодавшегося и не понимающего людских трагедий, он вспрыгнул в седло.
- Лувр – не самое шикарное место для нас, Анри, но там где ты, там и мой дом, - согнувшись, Можиро поймал краешек плаща короля и прижал его к губам. – Спасибо, - повторил он в который раз, переполненный признательностью. Она помогла ему, держа прямо спину, въехать во двор Лувра. Небольшая заминка стражи, явно переполошенной, увидевшей короля Франции, быстро испарилась, стоило им иметь честь слышать его голос.
- Скажи, куда мне направляться, и я буду там ждать тебя, сколько потребуется, ангел мой, - Людовик быстро шептал Генриху еще много слов любви и нежности, пока их никто не слышал. Спешившись, он сам помог Александру стать наземь, крепко придержав его локоть. Вокруг государя начали собираться слуги и охрана.

 Отправлено: 22.06.13 10:04. Заголовок: Может быть Генрих Ва..

Может быть Генрих Валуа и не осознавал этого вполне, но все же прежним он уже не был. Он был королем, а не принцем. Он был королем, и это давало ему права, которыми он собирался воспользоваться. Право приказывать и право ожидать повиновения, право поступать так, как он считает нужным поступить. Он не позволил Людовику незаметно уйти. Он придержал его за локоть, черпая силы в его близости и обвел слуг холодным, ничего не выражающим взглядом.
- Горячую воду, вино и ужин в мои покои. Чистую одежду мне и маркизу. Гонца в Реймс, пусть завтра же утром королевы и весь двор возвращаются в Париж, я буду ждать здесь.

Опираясь на руку Людовика, король шел через опустевший, затихший, темный дворец. Зажигались свечи, суетились слуги, ничего не понимающие, но обменивающиеся понимающими взглядами. Генрих гладил ладонь Луи, без слов признаваясь тому в любви. Вот и королевские покои. Не их прежние. Эти и пышнее, и просторнее, но что за радость в этой роскоши?

Пока выполнялись его приказы, Генрих стоял молча, чувствуя плечом плечо Луи. И только когда их оставили наедине, на эти плечи легли ладони молодого короля, заставляя фаворита повернуться, взглянуть ему в глаза.
- Где я, там и ты, - голос Анри был тверд, пусть тело и стонало от перенесенных испытаний, и душа еще ныла, слишком глубока была рана сегодняшней ночи, чтобы затянуться вот так, сразу. Но он знал, что такая же рана сейчас болит и в душе у любимого. – Мой единственный не стыдился моей любви раньше, неужели он устыдится ее теперь? Твоя постель, как и прежде, там, где моя, мое сердце, как и прежде, будет биться подле твоего Луи. Клянусь.
Притянув к себе свою сумасшедшую любовь, Генрих скрепил клятву самой верной и искренней печатью – поцелуем.

Скрытый текст

Эпизод завершен