Взгляд монсеньора архиепископа, устремленный на Патриса дю Розье, можно было бы с полным основанием счесть многообещающим, и не ошибиться. Самоуправство дерзкого мальчишки заслуживало строгого выговора, вот только вмешаться Его Преосвященство не мог. Вмешаться – значило показать всем, и в первую очередь Монморанси, которого Жорж Арманьяк ненавидел со всем пылом южанина и со всей непримиримостью христианина, прозревающего в заблудшей душе целое скопище грехов. Отделить агнцев от козлищ – первая задача истинного пастыря. И он отделил, встав впереди наместника и молитвенно сложив ладони.
- Помолимся же о чуде святому Сатурнину, - воззвал он к пастве, которая последовала его примеру с разной степенью охоты.
Патрис же и вовсе опустился на колени, смотря на Маргариту с благоговением и желанием. Настоящей королевой выглядела она среди залитой солнцем площади, каждый жест казался естественным и грациозным, лицо было не просто красиво, оно было одухотворено мечтательной, немного грустной улыбкой. Но о чем, о боги, может грустить эта женщина, столь щедро одаренная еще при рождении? Сердце Патриса сжалось от мысли, что Маргарита Валуа красавица может быть несчастна. Если это так, то он сделает ее счастливой! Он посвятит ей свои сонеты, он окружит ее радостью, он предложит ей свою любовь! Последнее, может быть, было довольно самонадеянно, но Патрис пока еще не сталкивался с женской неприступностью. Любую женщину можно завоевать, просто на одних требуется чуть больше времени, чем на других! Размышляя об этом, юный дю Розье чуть не пропустил кульминационный момент, когда по его едва заметному кивку должно было произойти дивное исцеление.
Барнабе с удовольствием, и, признаться с трепетом ощутил прикосновение королевской руки к своей склоненной голове. Даже если бы он не договорился обо всем с племянником архиепископа, с этим продувным бесенком Розье, он бы сам сорвал со своего «слепого» глаза повязку, только чтобы лучше рассмотреть дочь Генриха II, стоящую перед ним. Молва наделяла королеву Маргариту и небесной красотой и дьявольскими пороками, все зависело от того, кто произносил ее имя, католик или гугенот. Барнабе же увидел перед собой молодую, немного усталую женщину, не ангела и не дьявола, она принадлежала этой земле, как принадлежали ей розы и виноградники, леса и моря, она была ее частью. Прекрасной частью. И бродяга, радостно вскрикнув, сорвал с себя повязку:
- Я исцелен! Исцелен!
«Исцеленный» глаз слезился на солнце, от чего все вокруг, и королева Маргарита, казались заключенными в некую радужную сферу, трепетную и сияющую, как врата рая. Отчего-то Барнабе плакал и не мог остановиться.
- Я исцелен. Слава Святому Сатурнину. Слава королеве Маргарите!
Скрытый текст 
- участник сейчас на форуме
