Отправлено: 25.12.15 21:59. Заголовок: Rio profundo poco ruido hace

Rio profundo poco ruido hace (исп.) - Глубокая река издает мало шума

6 ноября 1576 года. Франция, аббатство Фонтевро. Вечер.

 Отправлено: 25.12.15 22:22. Заголовок: - Главное, чтобы сте..

- Главное, чтобы стены аббатства Фонтевро не рухнули при моем появлении там. – Усмехнулся про себя де Гиш, рукой, затянутой в перчатку, проверяя завязки на плаще. – Вряд ли ворота монастыря пропускали когда-либо большего грешника, чем я.

При постоялом дворе в Блуа было многолюдно. Грамон, не изменяя своей придворной привычке, мельком оглядывал подъезжающих и отъезжающих людей, а так же тех, кто праздно шатался по улице. Но если людей молодой придворный оглядывал мельком, то к разговорам прислушивался внимательно, сразу отсеивая пустую болтовню и вникая в те, в которых слышались знакомые имена или названия. При упоминании Анжера, слух сенешаля Бордо обострился еще сильнее. Но разговор крестьян не заслуживал его внимания, потому что, как оказалось, два старых приятеля давно не виделись, а, встретившись, один рассказывал другому, что его брат в Анжере обзавелся солидным хозяйством, женившись на дочке местного кузнеца. Грамон усмехнулся. Право, есть же счастливчики довольные и супругой, и семейной жизнью. Ну, ничего, его семейная жизнь тоже в скором времени наладится. Как только Диана окажется за стенами аббатства Фонтевро.

Остановка в Блуа явно затягивалась, что не входило в планы придворного Генриха Валуа. Де Гиш уже четверть часа стоял во дворе, ожидая, когда Люсьен, слуга которого он взял с собой, выведет из конюшни их лошадей, и они смогут отправиться в дорогу. Грамон просчитал свой путь по минутам. Все путешествие должно было занять у него примерно три дня. Один день пути и ночь были уже позади. На ночлег он останавливался в Орлеане.
- Нет, черт возьми, его что там, лошади затоптали? – Взорвался граф, когда его терпение лопнуло. Как же Грамону не хватало его верного Жерома. Парень хоть и хромой, но шустрее любого другого из его слуг. Но Люшон нужен был именно в замке в Бордо. – Какого дьявола ты здесь копаешься? – Филибер по-хозяйски вошел в конюшню при постоялом дворе и застал своего сопровождающего с растерянным выражением лица, осматривающего подкову лошади. – Скажи, ты действительно так бестолков, что не понимаешь в чем тут дело? – Де Гиш отчеканил каждое слово своего вопроса. – Даже любая девица скажет тебе, что подкова сломана, и далеко на своей кляче ты не уедешь. – У молодого придворного мелькнула мысль взять у хозяина постоялого двора для слуги другую лошадь, но подумав, Грамон, повернувшись спиной к Люсьену, продолжал. – У меня нет времени ждать, пока твою голову начнут посещать умные мысли. Сейчас я еду один. Ты, как разберешься со своей клячей, поедешь следом. На ночь я планирую остановиться в Туре, там и встретимся. – Взяв своего жеребца под уздцы, де Гиш вновь вышел во двор. Как же он ненавидел непутевых слуг. Но подобных людей он и не держал при себе. Этот болван оказался единственным экземпляром, но от него граф избавится, как только избавится от супруги. Все в порядке очереди. Легко вскочив в седло, де Гиш, не оборачиваясь, покинул постоялый двор.

К вечеру третьего дня пути Филибер достиг своей цели. Аббатство Фонтевро встретило Грамона спокойным размеренным течением жизни. Должно быть, некоторые души действительно находят здесь успокоение. Что ж, такова жизнь. Кому-то блеск и величие Двора французского короля, а кому-то покой и смирение в стенах монастыря.
Филибер уже попросил, чтобы о нем доложили настоятельнице и терпеливо ожидал, когда Элеонора де Бурбон сможет уделить ему время.

 Отправлено: 26.12.15 09:45. Заголовок: Каждый, кто обладает..

Каждый, кто обладает хоть небольшой властью, знает, что ее мерилом являются просьбы, с которыми к тебе обращаются. Ты нужен, пока в тебе есть нужда. Но услуга предполагает ответную услугу, поэтому не гони от своего порога просителей. Элеонора де Бурбон, при всей своей гордости, обусловленной положением, происхождением и воспитанием, не считала, что власть принадлежит ей лично. Нет, она была ее хранительницей. Умирая, Луиза де Бурбон передала ей в руки этот огонь, она, в свою очередь, передаст его своей преемнице. А пока, пусть у этого огня согреваются те, кого нужда или заботы привели к порогу аббатства Фонтевро.

- Граф де Гиш, вот как. Да, кажется, я знаю, о каком дворянине идет речь.
Если она не ошибалась, речь шла о сенешале Бордо и муже некой дамы, о которой ей писала племянница, инфанта Катрин. Любопытный визит. Человек короля, супруг бывшей королевской фаворитки. Так с кем же ей придется говорить? Или у этого человека есть и третье лицо, о котором ей неизвестно? Все мы многолики, подобно Янусу, все мы показываем миру только ту сторону себя, которая кажется нам сейчас наиболее подходящей.
Настоятельница задумалась на мгновение. Стоит ли искушать слабые души монахинь, допуская молодого, привлекательного мужчину в этот женский курятник, где любая мелочь становится событием и будоражит умы? Нет, не стоит. Не все монахини и послушницы легко отреклись от мира и его соблазнов, не стоит им лишний раз напоминать о том, чего они лишены.
- Я спущусь в малую приемную, сестра. Проводите его туда.

Малая приемная, метко именуемая молодыми обитательницами Фонтевро «Комнатой плача», была разделена на две части огромной позолоченной решеткой, занимавшей все пространство, от пола до потолка. В ней имелась маленькая дверца, запертая на замок, ключ от которой хранился у аббатисы. Сколько слез видела эта комната, сколько криков слышала, сколько клятв не забывать, помнить, воссоединиться вновь. Исполнилась ли хоть одна из них?

Неторопливо и спокойно спустилась она в малую приемную, одернула тяжелый красный полог, занавешивающий решетку, и цветом своим намекающий на жертву, которую приносят те, кто уходит от мира. И чем тяжелее жертва, тем более угодно она богу.
Свет лился крестообразно из высоких, стрельчатых окон, лился неторопливо и упорядоченно, не слепя глаза, но и не позволяя тем, кто стоит у решетки, оставаться в тени.
- Добро пожаловать в Фонтевро, Ваше сиятельство, - поприветствовала аббатиса гостя. – Мне передали, что вы желаете говорить со мной. Я готова выслушать вас.

 Отправлено: 26.12.15 20:45. Заголовок: Палец Грамона скольз..

Палец Грамона скользнул по позолоченной решетке, разделявшей комнату, в которую проводили его, на две половины, в одной из которых находился он сам, а вторая была скрыта за красным пологом. Право, золотая клетка. А сколько, должно быть, певчих птах содержится в ней. Но хоть они и певчие, украшать сей мир своими голосами им запретили раз и навсегда. Значит, когда-то слишком громко пели, вопреки желаниям хозяина. Де Гиш ухмыльнулся. Даже канарейки, порой, утомляют своей излишней любовью к пению. Что уж говорить о женах и любовницах, избравшим своим стилем жизни непослушание. Хотя, если уж быть искренним, Грамон бы развлекся с какой-нибудь милой монашкой. Но проникнуть коту в курятник не позволили, проводив в комнату с решеткой от пола до потолка. Наивные монахини. Неужели они и впрямь считают, что эта мера предосторожности сможет удержать мужчину, если он вдруг надумает ввести во грех одну из них. Да, мысли графа были отнюдь не благочестивые. Следовательно, воздух и стены монастыря не так уж властны над желаниями человека. А, может быть, грехи Филибера настолько сильны, что Всевышний совсем отказался от него.

Окинув еще раз решетку насмешливым взглядом, Грамон прошелся по половине комнаты, которая была в его распоряжении. Он догадывался, какую функцию выполняло это помещение. Сейчас де Гиш по эту сторону позолоченного ограждения, он – часть этого суетного мира, но те, кого скрывает красный полог, должны забыть о суете грешного мира и полностью посвятить себя служению Богу. Скоро и Диана окажется по ту сторону ограждения, Грамон в этом не сомневался. Но здесь весьма неплохо, дражайшая женушка. Зато я вырву Вас, мадам, из крепких объятий дьявола, искушающего Вас, заставляющего совершать один грех за другим. Конечно же, это было официальной причиной, объясняющей, почему супруг решил определить жену в монастырь. Но, согласитесь, причина довольно-таки веская. А решение, которое с таким «трудом» далось сенешалю Бордо, доказывало, как трепетно муж относился к Диане и с каким усердием заботился о ее будущем, о спасении ее души. Грамон уже так хорошо заучил эти фразы и при необходимости так реалистично разыгрывал заботливого мужа, что скоро и сам бы поверил в весь этот фарс. Но раскрытие перед любопытными истинной причины, по которой он мечтал увидеть супругу за стенами монастыря, влекло за собой ненужные сплетни и разговоры, да и бросало тень на его имя. Поэтому пусть во всем будет виноват дьявол, а уж с ним Грамон договорится.

Мысли графа были прерваны тем, что кто-то одернул красный полог, не позволяющий до этого разглядеть ту половину комнаты, от которой молодого придворного Генриха Валуа отделяло ограждение. Убедившись, что перед ним настоятельница Фонтевро, Грамон, вернувшись к решетке, у которой стоял недавно, поклонился аббатисе.
- Достопочтенная настоятельница, мне весьма неловко, что был вынужден оторвать Вас от дел насущных, поэтому сразу прошу простить меня. Благодарю, что уделили мне время. – Де Гиш принял смиренный вид. – Но мне действительно было необходимо увидеть Вас, в ином случае не смел бы побеспокоить. – Из отворота камзола Грамон извлек письмо Флорентийки. – Матушка, у меня к Вам и поручение и вопросы, затрагивающие мои личные интересы. Но мои дела оставим на потом, поскольку я имею поручение от Ее Величества королевы-матери, а служба королеве превыше личных интересов. – При этих словах придворный Генриха Валуа протянул настоятельнице сквозь решетку письмо Екатерины Медичи. Пусть прочтет, а что не будет сказано на бумаге, он уж дополнит на словах.

 Отправлено: 27.12.15 09:17. Заголовок: - Мы со всем внимани..

- Мы со всем вниманием выслушаем ваши вопросы, и, надеюсь, сможем дать на них исчерпывающе ответы.
Настоятельница взяла послание от Екатерины Медичи, протянутое ей сквозь решетку. То, что Флорентийка прислала письмо именно в сопровождении сенешаля Бордо, а не доверила его обычному курьеру, говорило о важности письма и посланника. Хорошо, учтем и это.

Почерк Ее величества был столь же красноречив, как содержание письма. Аббатиса улыбнулась. Значит, королева-мать не оставила попыток навести порядок в собственном хозяйстве, и продолжает искать ту, с кем тайно повенчали ее младшего сына. Про себя Элеонора де Бурбон восхитилась способностью мадам Екатерины находить людей, готовых выполнить ее поручения, и соблюсти ее интересы, тесно переплетя их со своими. Это тоже, своего рода, талант.

- Я понимаю, чего хочет от меня Ее величество, и готова помочь вам в ваших поисках. Итак, месье граф, с чего же начать. В начале сентября…
Элеонора де Бурбон обстоятельно рассказала сенешалю Бордо все, что ей было известно. Как попала в ее обитель Антуанетта д’Омаль, кому писала письма, как за ней приехала герцогиня де Монпансье, и объявила, что собирается увезти кузину в Париж. Все, кроме главного – настоящего титула юной Антуанеттты, и того, что она имела право именоваться дофиной Франции. Ни к чему Екатерине Медичи знать, что ее маленькая семейная тайна раскрыта.

- На этом все, месье, - закончила она свой рассказ. – Мадемуазель д’Омаль уехала, и не делала попыток писать мне, или еще каким-то образом связаться со мной. Думаю, если кто-то знает, где сейчас находится интересующая королеву девушка, то это ее родственница, герцогиня де Монпансье. К сожалению, это все, чем я могу вам помочь. Хотя, если желаете, я пришлю к вам послушницу, которая ухаживала за этой девочкой, Антуанеттой. Может быть, она сможет вспомнить что-то, что поможет вам в ваших розысках. Королева Луиза и мадам Екатерина очень добры, что волнуются за судьбу мадемуазель д’Омаль.

Элеонора де Бурбон сделала вид, будто верит тому, что написано в письме. Королева Луиза тревожится за свою юную фрейлину, и желает ее вернуть. Пусть так, не самый плохой предлог.
Но письмо Екатерины Медичи касалось не только Антуанетты д'Омаль. В нем упоминалась еще и супруга стоящего по ту сторону решетки Филибера де Грамона.

- Вы говорили о своих личных интересах, Ваше сиятельство. Королева Екатерина просит удовлетворить вашу просьбу, и принять в обитель вашу супругу, графиню де Гиш. Те, кому доверяет Его величество король Генрих и королева-мать, всегда найдут в этих стенах теплый прием, а в нашем сердце горячее участие, но я хотела бы услышать о причинах такого решения, месье.
Аббатиса улыбнулась сенешалю Бордо ласково и ободряюще, вызывая его на откровенность. Откровенность была ив интересах самого графа. Как они смогут уберечь его жену, если не будут знать, от чего ее надо оберегать? От себя самой, от короля Наваррского, от пагубных пристрастий. Причин отправить жену под святое монастырское крыло может быть великое множество. Правда, чаще всего, настоящая причина была одна, но зато весомая: жена надоела мужу.

 Отправлено: 27.12.15 10:29. Заголовок: Герцогиня де Монпанс..

Герцогиня де Монпансье. При этом имени молодой Грамон слегка поморщился. Опять Ее Величество Судьба сталкивала его с этой женщиной. Хотя, чему граф удивляется. Антуанетта д’Омаль – кузина Гизов, поэтому все вполне логично. Глупо было бы предполагать, что мадам Катрин не сунет свой нос в это дело. Интересно, почему все же родственники забрали мадемуазель д’Омаль от Двора. Можно было не ходить к мэтру Рене, чтобы он повоспрошал у звезд. Понятно итак, что Гизы затеяли опять какую-то игру, которая доставит неприятности Генриху-Александру, если не прервать партию. Королева-мать, как всегда, проницательна. Де Гиш еще раз отдал должное мудрости этой женщины. Если Флорентийке нужна девчонка д’Омаль, она ее получит, пусть даже Филиберу придется спуститься за ней в преисподнюю, ну или хотя бы вновь столкнуться с герцогиней де Монпансье. Грамон усмехнулся. Ярость этой женщины всегда доставляла ему удовольствие, а в удовольствиях он себе отказывать не привык.

- Я благодарю Вас, матушка, за столь обстоятельный рассказ. Уверен, эти сведения помогут мне отыскать мадемуазель д’Омаль или хотя бы уверить Ее Величество королеву Луизу, что с ее фрейлиной все в порядке, и она может не переживать за нее. Вы же знаете, какое доброе сердце у нашей королевы. В этом она не уступает свекрови и берет с нее пример во всем, в том числе заботясь о своих подданных. – Грамон умолк. Пусть аббатиса проникнется его словами. Как все прекрасно получается. Мир и покой царят не только за стенами монастыря. При Дворе французского короля тоже покой и взаимопонимание. Все любят друг друга. Сильные мира сего заботятся о своих подданных и переживают за них. – Но, если Вы позволите, то я хотел бы все же расспросить и послушницу, если, конечно, это допустимо и я не причиню неудобств Вашей подопечной. – Ба, свидеться с монашкой ему не удалось, но зато с послушницей - пожалуйста. Право, сенешалю нравилось в Фонтевро все больше и больше.

Первая половина дела была сделана. Во всяком случае, в поисках девчонки д’Омаль есть за что зацепиться. Пора приступать ко второй половине, так сказать к самому вкусному – к десерту.
- Матушка, королева Луиза и королева-мать переживают за своих подданных, но последних у них много. И даже если они лишаться одного из них, рана в их сердце будет глубока, но она быстро затянется, благодаря любви и преданности оставшихся. Рана же в моем сердце кровоточит с каждым днем все сильнее. И только очутившись за стенами этой обители, я смог впервые вздохнуть полной грудью. – Грамон стоял перед настоятельницей аббатства Фонтевро, слегка опустив голову. Весь его вид буквально кричал об отчаянии и огромном горе, которое захлестнуло графа. Филибер хорошо играл свою роль. Люди любят, когда к ним приходят за помощью и рассказывают о своих проблемах, называют единственной надеждой, возводя чуть ли не в ранг святых. Такова их сущность. Де Гиш разыгрывал отчаяние перед настоятельницей, понимая, что его горе не больше и не меньше, чем проблемы всех других людей, которые когда-либо обращались к ней за помощью. Но статус посланца Екатерины Медичи должен был помочь аббатисе проникнуться к оному большим пониманием. – В последнее время я не мог не есть, не спать. Все мои мысли заняты моей супругой, которую я бесконечно люблю и уважаю. Диана – добрейшее существо, матушка. Но чрезмерная наивность и доверие сыграли с ней плохую шутку. Вы и сами знаете, что всегда найдутся желающие воспользоваться доверием слабой женщины, если рядом нет того, кто сможет защитить ее.– Де Гиш глубоко вздохнул. Казалось, отчаяние захлестнуло его с новой силой. – Матушка, моя супруга сбилась с пути истинного. И в этом виноват только я. Обстоятельства вынуждают меня покидать ее и оставлять одну в мире полном жестокости и несправедливости. Но я не могу быть постоянно рядом с ней. Во мне нуждается и мой король. Матушка, я молю Вас, приютить мою несчастную супругу здесь, в Фонтевро. Оградить ее стенами монастыря от жестокости внешнего мира, взять ее измученную душу под свою опеку. Этим Вы спасете не только мою несчастную Диану, но и меня, поскольку видеть ее страдания я не в силах.

 Отправлено: 27.12.15 12:05. Заголовок: Элеонора де Бурбон с..

Элеонора де Бурбон слушала, кивала, мысленно переводя цветистую речь Филибера де Грамона на человеческий язык. Про бесконечную любовь мы опустим. Нежно любимых жен не отсылают в монастырь. Характеристике мадам де Грамон, как существа добрейшего и наивнейшей из всех ныне живущих, тоже верить не стоило. Во всяком случае, она весьма расходится со словами инфанты Катрин об этой даме. Желающие воспользоваться доверием слабой женщины, это, конечно, король Наваррский. Племянник никогда не считал нужным удерживать свою похоть, что верно, то верно, но только разделял он ее с дамами опытными и умелыми, а в совращении невинных существ замечен не был. Словом, если очистить все сказанное от словесной шелухи, выходило следующее. Муж устал носить рога, пусть даже рога эти наставлены ему королем, и желает пожить спокойно, зная, что жена его в монастыре, под присмотром, осознает свои прошлые ошибки между трудами и молитвами. Собственно говоря, почему бы нет? Тем более, что Екатерина Медичи дала понять, что ей тоже желанен такой исход. Видимо, графиня представляла собой угрозу семейному благополучию ее дочери, во всяком случае, такой вывод сделала для себя аббатиса Фонтевро.

- Я поняла вас, месье граф, - кивнула она. – Ваши мотивы благородны и намерения чисты. Мы с радостью примем в нашем монастыре вашу супругу. Община Маделин живет по строгому уставу, ее обитательницы ограждены от любого общения с внешним миром, им запрещено покидать территорию монастыря. Они выполняют легкую работу, молятся, с ними ежедневно беседуют монахини, дабы открыть глаза на совершенные ими прегрешения, вольные и невольные, а за вашей супругой я присмотрю лично, обещаю. Здесь ее измученной душе ничего не угрожает.

Элеонора де Бурбон улыбнулась графу и благословила его через решетку. Улыбка ее была вызвана мыслью о том, что аббатство Фонтевро собирает под своей крышей всех бывших возлюбленных Генриха Наваррского. Если племянник и дальше будет с таким пылом портить репутации дам, то как бы не пришлось расширять монастырь, дабы вместить всех «слабых женщин». Шарлотта де Сов, а теперь вот и Диана де Грамон. Кстати, о Шарлотте…
- Я немедленно пришлю к вам даму, которая ухаживала за мадемуазель д’Омаль, месье, соблаговолите немного подождать. Что же касается вашей жены, то привозите ее как можно скорее. Прощайте.
Милостиво кивнув, аббатиса удалилась, велев по дороге привести в малую приемную бывшую фрейлину Екатерины Медичи. Может быть, она и правда сумеет вспомнить что-то, что поможет в розысках юной герцогини Анжуйской.

 Отправлено: 27.12.15 19:14. Заголовок: Те часы, что оставал..

Те часы, что оставались свободными от утренних, дневных и вечерних служб, от тех обязанностей, что на нее возлагала аббатиса, Шарлотта де Бон-Самблансе неизменно проводила подле своей дочери. Маленькая Жанна росла и хорошела, уже сейчас проявляя сильный характер, доставшийся ей, вероятно от отца. Баронесса де Сов играла с дочерью, радовалась каждой ее улыбке, и в такие минуты сердце бывшей фрейлины Ее величества королевы Екатерины, наполнялось покоем и счастьем. Бледными тенями проходили рядом некогда любимые или ненавидимые, Генрих Наваррский, барон де Сов, Екатерина Медичи.

Вернувшись в Фонтевро второй раз, Шарлотта обошлась без слез и сожалений. Во всяком случае, точно без слез. С мужем у нее был заключен договор, по которому она обязана была жить с дочерью в монастыре, а барон де Сов, в свою очередь, выделял средства для их содержания. Если бы не малютка Жанна, Шарлотта бы никогда не согласилась на такие унизительные условия, но дочь, нежно любимая, была ее слабым местом, и барон это хорошо знал.

- Нет, моя радость, это нельзя есть.
Шарлотта засмеялась, глядя, как малышка сосредоточенно пытается укусить сухую ветку.
- Вот, возьми лучше яблоко.
Но яблоко не соблазнило незаконную дочь короля Наваррского. Хотя, по всем человеческим законам малышка числилась дочерью старого барона де Сов, на то была воля королевы Екатерины.
Игры с дочерью прервало появление монахини.
- Мадам Шарлотта, матушка настоятельница велела передать вам, чтобы вы как можно скорее шли в малую приемную. Там некий дворянин расспрашивает о мадемуазель д’Омаль, вам следует с ним переговорить.
Шарлотта неохотно поднялась, отряхнув скромную серую юбку с белой пелериной, одежду послушницы, не принявшей пострига. Монахиня тут же заняла ее место, протянув руки к малышке Жанне. Девочка была всеобщей любимицей, и нянек среди бездетных монахинь у нее было предостаточно.

Серо-белая тень, дама, чьи золотистые волосы были скрыты барбеттом, спустилась по ступеням, бросив испытующий взгляд на того, кто стоял по ту сторону позолоченной решетки. Пусть прошлое осталось в прошлом, но было бы унизительно встретиться сейчас с кем-то, кто знал ее раньше. Если бы настоятельница Фонтевро узнала о таких мыслях баронессы, то сурово попеняла бы ей за тщеславие, но Шарлотта не видела смысла лгать себе. Ее смирили, но не сломили. Под скромным одеянием послушницы билось все то же сердце, что когда-то умело любить. Может быть, познавшее горечь, но не озлобившееся и не окаменевшее.

Баронесса подошла к решетке, легко поклонилась дворянину, стоящему по ту сторону. Глаза Шарлотты де Сов были скромно опущены долу.
- Доброго вам дня, сударь. Госпожа настоятельница попросила меня встретиться с вами и ответить на ваши вопросы.
Решетка всего лишь условность, символ, но странно, именно он сейчас остро напомнил Шарлотте о ее несвободе, и мысль эта отдалась в не до конца успокоившемся сердце молодой женщины легкой болью.

 Отправлено: 27.12.15 22:22. Заголовок: Привозить и как можн..

Привозить и как можно скорее! Таков был вердикт, вынесенный настоятельницей аббатства Фонтевро относительно Дианы де Грамон. А разве не это ли было самым жгучим желанием молодого придворного Генриха Валуа? Граф с трудом сдержал торжествующую улыбку. Но, во-первых, так открыто торжествовать в присутствии настоятельницы «безутешному» супругу не полагается. А, во-вторых, торжествовать он будет, когда дверца в этой позолоченной решетке закроется за Дианой, и они окажутся с супругой по разные стороны ограждения. Де Гиш даже мысленно пообещал графине, что останется здесь до тех пор, пока красный полог не скроет ее от его взгляда. Нет-нет, мадам, не обольщайтесь. Он будет здесь не для того, чтобы поддержать Вас. А для того, чтобы убедиться, что дверца клетки захлопнулась, и птица уже не сможет вырваться на волю. Неплохо было бы еще и подрезать этой своенравной птице крылья, но он же любящий супруг, который заботится о благе своей жены. А выбраться отсюда Диана итак не сможет. Почему-то сенешаль Бордо в этом не сомневался.

- Я верил, что здесь поймут мое отчаяние и помогут в моем горе. В ближайшее время я привезу свою супругу к Вам. Уверен, ее истерзанная душа найдет здесь покой, а сама она защиту. Благодарю Вас, матушка. Вы возвращаете меня к жизни.
Поклонившись благословившей его настоятельнице, Грамон через несколько минут снова остался в комнате один. Итак, сейчас он дождется послушницу и отправится обратно в Париж. Возможно, и напрасно это ожидание. Вряд ли ему расскажут что-то сверх того, что сообщила аббатиса. Стены монастыря уже давили на сенешаля Бордо. Оставаться здесь более не хотелось. В нетерпении де Гиш мерил широкими шагами ту часть комнаты, которая была в его распоряжении. Настоятельница аббатства сказала, что герцогиня де Монпансье собиралась отвезти девчонку д’Омаль в Париж. В конце концов, кузина Гизов не иголка, а Париж не стог сена. Шанс отыскать ее есть. А вот когда мадемуазель Антуанетта предстанет перед Флорентийкой, королеве Луизе, действительно, можно будет снова начать переживать за свою фрейлину. Грамон ухмыльнулся. Интересно, что же все-таки натворила эта девчонка, что одни ее прячут, в этом де Гиш не сомневался, а другие ищут. Размышления сенешаля Бордо были прерваны появлением в комнате нового лица.
Серо-белые одежды послушницы были унылы и не вызвали интереса графа. Наверно, это издержки жизни при Дворе французского короля, когда взгляд привыкает к разнообразию красок. Или Грамону, действительно, уже опостылели стены аббатства, и он спешил завершить здесь все дела и покинуть их.

- И Вам мое почтение, сударыня. – Грамон сделал несколько шагов к решетке, как и в случае с аббатисой, только почему-то сейчас эта преграда не вызывала у него не насмешки, не ироничных замечаний. Сейчас это была решетка, отделявшая его от женщины по ту сторону ограждения. – У меня не так уж много вопросов и я не отниму у Вас много времени. – Де Гиш подошел к решетке совсем близко. Право, монастырь способен подавить волю и помутить рассудок. Придворному Генриха Валуа уже казалось, что он видел когда-то эту женщину в серо-белом одеянии, только тогда она была облачена в шелк и бархат, а с блеском ее драгоценностей мог поспорить только блеск в глазах. Правда и в глазах стоявшей перед ним послушницы не было тусклости, как у большинства людей, посвятивших себя служению Богу. Напротив, глаза были живые и, как отметил про себя граф, красивые. Весьма красивые…Память беспощадно выдавала сенешалю картины прошлого, на первом плане которых была смеющаяся красивая женщина. Но имени Грамон никак не мог вспомнить. А, быть может, и не было никакой женщины. Тряхнув головой, отгоняя наваждение, Филибер улыбнулся послушнице. – Матушка настоятельница сказала, что Вы ухаживали за мадемуазель д’Омаль. Мне бы хотелось узнать подробности пребывания сей девицы в монастыре. Что говорила, с кем вела переписку. Быть может, Вы вспомните что-нибудь. Я буду Вам весьма признателен. – Де Гиш сделал пару шагов назад от решетки. Нет, он не мог сталкиваться с этой женщиной. Ему показалось. Это всего лишь результат трех дней проведенных в седле. И только лишь.

 Отправлено: 28.12.15 11:08. Заголовок: Антуанетта д’Омаль. ..

Антуанетта д’Омаль. Не все так просто было с этой девочкой. Опыт, чутье придворной дамы, подсказывали Шарлотте де Сов, что тут замешана политика, интриги, и она искренне сочувствовала этой демуазель. Политика, игры королей и королев перемалывали и не такие хрупкие косточки, ломая людей и судьбы. Она могла бы формально ответить на вопрос этого дворянина, чье лицо ей показалось смутно знакомым, рассказать о том, как и когда попала в Фонтевро мадемуазель д’Омаль, но наверняка это ему уже известно, так, может быть ее личные наблюдения помогут отыскать девушку, которая, как баронесса уже знала, пропала.

Гость обители отошел от решетки, а Шарлотта, напротив, подошла, приблизив лицо к позолоченным завиткам. Сколько прутья не золоти, не придавай им форму цветов и веток, а они все равно останутся прутьями клетки. Женские пальцы стиснули их, словно пытаясь проверить на прочность.
- Вряд ли я смогу рассказать вам что-то действительно важное, сударь, но решайте сами. Аббатиса приставила меня к этой девушке в первый же день, для услуг и чтобы бедняжке было не слишком одиноко в монастыре. Все время, что она гостила в Фонтевро, мадемуазель пребывала в отчаянии, часто плакала, говорила, что ее обманули. Я пыталась расспросить ее, но эта девушка, не смотря на молодость, довольно скрытная особа. Я разбирала ее вещи, и, помню, очень удивилась. Понимаете, месье, когда сюда привозят женщин, им в багаж не кладут украшения, нарядные платья и духи. Не разрешаю брать с собой служанок. А у мадемуазель была с собой даже маленькая собачка, из тех, что в моде при дворе*.

Шарлотта замолчала, подумав, не очень уместно, но сердце матери редко бывает логичным, что хорошо бы Жанне приобрести такую милую игрушку. Но устав монастыря был строг, и особенно строг к женщинам общины Маделин. Ненужным женам, непокорным дочерям и забытым любовницам ни к чему такие радости.

- И вот что странно. Приехала мадемуазель в обитель в сопровождении архиепископа Реймсского, Людовика де Лоррейна,- произнося столь громкое имя, баронесса невольно понизила голос. – Я видела ее в тот вечер, девочка была весела, как птичка. Архиепископ покинул Фонтевро ранним утром, а она осталась, и проплакала целый день. В остальные дни она пребывала в таком мрачном расположении духа, что даже заболела. За время пребывания в Фонтевро она написала два письма. Я сама относила их аббатисе Элеоноре, и могу точно сказать, кому они были адресованы. На первом стояло имя герцогини де Монпансье, на втором королевы Екатерины Медичи.
Голос Шарлотты дрогнул, такое сильное действие имело на нее даже имя ее бывшей госпожи. Хотя, отчего бывшей? Екатерина Медичи по прежнему была властна над ее жизнью и смертью. Но, по-видимому, предпочла забыть о своей фрейлине. Это было и наказанием и наградой.

*согласовано с Антуанеттой д’Омаль

 Отправлено: 28.12.15 20:14. Заголовок: Значит, все же Монпа..

Значит, все же Монпансье. Девчонка д’Омаль написала ей письмо, герцогиня откликнулась на зов кузины и приехала за ней, чтобы отвезти в Париж. Вот звенья цепочки и восстанавливаются друг за другом. Но, Бог мой, какие еще громкие имена всплывают. Архиепископ Реймсский. О нем настоятельница аббатства Фонтевро не сказала ни слова. Грамон, слушая нежный голос послушницы, в задумчивости провел пальцем по волевому подбородку. Копнуть немного глубже, того и гляди, наткнешься на самого принца Жуанвиля. Если бы послушница не упомянула имени Людовика де Лоррейна, то вся ситуация бы выглядела как женский каприз или маленький заговор между кузинами. Но фигура архиепископа во всей этой истории сразу отметала подобные версии. Иными словами, дрозды опять слетались. Ну, ничего, королева-мать не бездействовала, была в курсе всех их перелетов и готовила охоту.

Нежный голос, до сих пор спокойно рассказывающий о пребывании Антуанетты д’Омаль в аббатстве Фонтевро, упомянув о письме, адресованном Екатерине Медичи, заметно дрогнул, заставив вздрогнуть и сенешаля Бордо, и вывел его из задумчивости. Повинуясь первому порыву, де Гиш снова приблизился к решетке. Хрупкие пальцы сжимали позолоченные завитки. Молодая женщина в серо-белом одеянии как будто пыталась найти наиболее податливые прутья. И снова картины из прошлого яркими вспышками потрясли сознание молодого придворного Генриха Валуа. Глаза послушницы не давали памяти графа успокоиться. Он точно видел их раньше. Грамон, подобно зеркальному отражению стоявшей перед ним молодой женщины, так же обхватил пальцами завитки позолоченной решетки чуть выше того места, где были пальцы послушницы. Он не сводил взгляда с этих глаз прекрасных и разбередивших его память, которая, словно издеваясь, постепенно показывала их обладательницу то в роскошном туалете на балу, то в костюме для верховой езды на охоте. Грамон глубоко вздохнул и выпустил позолоченные прутья. Итак, на чем он остановился. Девчонка д’Омаль, герцогиня Монпансье, Гизы, королева-мать. Стоп. Слова, сказанные Флорентийкой при их последней встрече, молнией поразили придворного Генриха Валуа. Екатерина Медичи сказала поговорить с бароном де Сов, который должен был рассказать о своей супруге и о том, где она сейчас. Баронесса де Сов! Грамон чувствовал, как его сердце замерло, а затем забилось так сильно, что, казалось, его собеседница могла услышать предательское биение. Но де Гиш не словом, не жестом не выдал, что узнал в послушнице супругу королевского секретаря.

- Я благодарю Вас, сударыня. Вы очень помогли мне. – Грамон снова подошел к решетке. Узнав в женщине, стоявшей по ту сторону ограждения, бывшую фрейлину королевы-матери, граф поразился, сколько же в этой хрупкой душе жажды жизни и стремления к свободе, не смотря на все удары судьбы. Казалось, открой он сейчас дверцу в позолоченной решетке, и птичка выпорхнет из нее, чтобы наслаждаться небом, солнцем, когда-то несправедливо отнятым у нее. – Скажите, сударыня, - почти шепотом продолжал сенешаль Бордо, - быть может, и я могу быть Вам чем-нибудь полезен?

 Отправлено: 29.12.15 15:41. Заголовок: Она выполнила указан..

Она выполнила указание аббатисы и рассказала все, что смогла вспомнить о пропавшей девушке. Можно было уходить, возвращаться к повседневным делам, к размеренному, монотонному монастырскому существованию, лишенному ярких красок, ярких лиц, волнений и тревог. Но Шарлотта не уходила, продолжая стоять у золоченой решетки. От этого дворянина, спокойного, уверенного в себе, веяло духом двора, галантного, жестокого, манящего, и баронесса де Сов позволила себе ненадолго задержаться, позволив воспоминаниям воскреснуть и выйти из того склепа, куда их заточили во имя блага маленького, невинного в грехах родителей, существа. А, кроме того, он был мужчиной. Молодым, привлекательным. Как ни старались монахини Фонтевро внушить послушницам ненависть к мужчинам, с Шарлоттой они не преуспели. Ненависть она испытывала только к своему мужу. Сначала он получал за ее прегрешения должности и золото, а потом громко кричал о позоре.

Вопрос дворянина, чье имя она так и не смогла вспомнить, а, может быть, и не знала вовсе, застал Шарлотту врасплох. Давно никто не проявлял о ней заботу, вот так, просто и бескорыстно, и забота эта вызвала на ее губах благодарную улыбку, несмелую, но похожую на ту, что прежде украшала лицо Шарлотты де Бон-Сомблансе, любимицы королевы Екатерины Медичи.
- Благодарю вас, сударь, от всего сердца. Но я здесь почти по собственной воле, и моя участь это наказание за мои ошибки. По ту сторону монастырской ограды у меня не осталось друзей или влиятельных покровителей, мне некому передавать сердечный привет или же просить о снисхождении. Но вот о чем я попрошу вас.
Шарлотта взглянула в глаза незнакомца доверительно и тревожно, как редко смотрят на чужих людей, чувствуя щекой холод позолоченного металла.
- Найдите ту девочку, Антуанетту, мне кажется, ей грозит опасность. Мадемуазель д’Омаль что-то знает. Иногда она кричала во сне, иногда твердила о какой-то тайне, которую никому не расскажет*. Она была фрейлиной королевы Луизы, а при дворе есть тайны, который способны убить.

При дворе так же было достаточно тех, кто готов умереть за тайны королей и королев, но Антуанетта д’Омаль не была похожа на интриганку или куртизанку из свиты мадам Катрин. Она была похожа на растерянного, несчастного ребенка, и этим тронула сердце Шарлотты де Сов. Если девочкой интересуются такие могущественные люди, как архиепископ Реймсский и королева-мать, маловероятно, что ее ждет спокойное и счастливое будущее. Но все же, говорят, чудеса возможны. Может быть, Господь направит руку этого дворянина, и он спасет одну молодую жизнь, одну невинную душу.
- А я буду молиться за вас, - закончила она, и тихо рассмеялась своей рассеянности. – Если, конечно, вы назовете мне свое имя, месье.
Смех прозвучал почти кощунственно в «комнате плача», и Шарлотта оборвала его, замолчав и опустив глаза.

*согласовано с Антуанеттой д'Омаль

 Отправлено: 29.12.15 23:52. Заголовок: Доброта. Вот оно. Во..

Доброта. Вот оно. Вот то, по чему так истосковалось, казалось, окаменевшее сердце сенешаля Бордо. И оно в который раз, за последние несколько минут, отозвалось громкими ударами. Доброта. Как же давно Грамон не встречался с ней. При Дворе французского короля, при Дворе короля Наварры, в Париже, в Нераке, в Бордо – везде царило коварство, тонкий расчет и предательство.
Де Гиш мысленно перебирал в памяти всех женщин, с которыми его сталкивала Судьба. Все они были красивы, соблазнительны, но ни одна из них не могла похвастаться таким сокровищем души, как доброта к ближнему. Сердце стучало так громко, что его удары должна была слышать послушница, она не могла не слышать. Вы же слышите, мадам, слышите, мысленно обратился молодой придворный Генриха Валуа к баронессе де Сов. Неужели Ренато Биянко был прав, и сердце неприступного Грамона дрогнуло? Эта женщина, находясь здесь без права на свободу и счастье, думает о девчонке д’Омаль, которая, по мнению придворного, не была такой уж несчастной и всеми покинутой, иначе герцогиня де Монпансье не примчалась бы за ней. Пальцы сенешаля снова обхватили завитки позолоченной решетки.

- Сударыня, я поражен. – Начал де Гиш подобно заговорщику шепотом, практически прижавшись лбом к решетке. – Я так отвык от искреннего и доброго отношения к людям. А Вам удалось сохранить доброе сердце, но не думаю, что в этом заслуга этих стен или монахинь аббатства. – Грамон немного отстранился. – За мадемуазель д’Омаль не волнуйтесь. У нее сильные покровители. Но если уж и они отказались от нее, поверьте, помочь этой девушке сможет один лишь Бог. – Филибер помолчал и продолжил снова. – Но я обещаю Вам, сударыня, если это будет в моих силах, я непременно помогу мадемуазель д’Омаль. Но не потому, что она ни в чем неповинна, жертва обстоятельств и зависти людской, а потому, что хочу еще раз увидеть Вашу улыбку. – Придворный Генриха Валуа заглянул в глаза баронессе де Сов. Вы говорите, что по доброй воле здесь, мадам, мысленно обратился Филибер к послушнице. Почему же в Ваших глазах такая жажда жизни? Те, кто отрекается от существования вне стен монастыря, позволяют своему взгляду потухнуть. А Вы не позволили. – Не нужно за меня молиться. Мне достаточно того, если Вы будете иногда вспоминать обо мне. И это будет подобно молитве, потому что доброта Вашего сердца помогла освободиться от оков другому сердцу. Перед Вами граф де Гиш, сударыня.

Грамон наклонил голову. Баронесса де Сов была одной из первых красавиц при Дворе Французского короля, недаром такой ценитель женщин, как Генрих Наваррский, обратил на нее свое внимание. Де Гиш тоже любил в женщинах яркую красоту. Но сейчас он забыл о красоте фрейлины Екатерины Медичи. Но не потому, что она утратила ее. Нет. Даже под тусклыми серо-белыми одеждами послушницы угадывалась красота, которую невозможно было скрыть. Но сенешаль Бордо, удивляясь сам себе, сейчас восхищался душой и добрым сердцем этой женщины. Казалось, она излучала свет, поэтому Грамон, не смотря на то, что давно должен был оставить эту комнату, продолжал стоять здесь, то подходя к решетке, то удаляясь от нее, но никак не мог сказать послушнице в серо-белых одеждах - прощайте.

 Отправлено: 30.12.15 15:17. Заголовок: Выполнив просьбу кор..

Выполнив просьбу королевы Екатерины, аббатиса Фонтевро вернулась к себе. Найдется мадемуазель д’Омаль, или нет, а на ней свет клином не сошелся. Жизнь напоминала о себе тонким ручейком писем, который постоянно просачивался сквозь стены Фонтевро, и не пересыхал даже в самые тяжелые дни, и Элеонора де Бурбон занялась ими, предоставив юную герцогиню Анжуйскую ее судьбе, и ловкости Филибера де Грамона.

Взяв в руки очередное послание, аббатиса едва заметно нахмурилась. Она достаточно долго жила на свете, чтобы уверовать в то, что рука Господа иногда откровенно и недвусмысленно ведет своих детей по одному ему ведомому пути. Этот путь не всегда устлан цветами, да и конец его часто бывает трагичным, но как добрая католичка, Элеонора де Бурбон считала, что на все его святая воля, и противится ей нельзя, как нельзя ей препятствовать.

Позвонив в колокольчик, и дождавшись, когда на пороге возникнет одна из монахинь, аббатиса распорядилась:
- Идите в малую приемную, сестра, и попросите графа де Гиш задержаться в Фонтевро до утра, а госпожу Шарлотту пригласите ко мне, немедленно. У меня есть для нее новости.
Настоятельниц задумчиво отложила в стону лист, с которого слышался голос умирающего барона де Сов. Он желал перед смертью увидеть свою жену. Элеонора де Бурбон не могла сказать, что принесет эта встреча Шарлотте де Бон-Сомблансе, но отказать в просьбе умирающему она не имела права, а значит, завтра молода женщина отправится в Париж.

 Отправлено: 03.01.16 14:01. Заголовок: Увы, сильные покрови..

Увы, сильные покровители зачастую губят слабых людей, Шарлотта это хорошо знала. К ней была расположена королева – мать, ей был увлечен король Наваррский, и что же, разве это принесло ей счастье? Нет. Все, что она смогла сделать, это выбрать меньшее из возможных несчастий, монастырь Фонтевро. Но она не жаловалась, принимая удары судьбы так же, как когда-то принимала ее дары, с терпением и достоинством. Сможет ли Антуанетта д’Омаль поступить так же? Баронесс а де Сов готова была просить у Господа для этой девочки лучшей участи, не потому, что чувствовала в себе ту доброту, о которой сказал граф де Гиш, а потому что нет ничего страшнее для юности, чем похоронить все свои надежды, мечты, стремления, не успев осуществить даже малую их часть.

- Все мы нуждаемся в том, чтобы кто-то поминал нас в своих молитвах, граф, - тихо ответила Шарлотта, чувствуя, как на бледных щеках зажигается слабый румянец, и сама удивляясь волнению, которое вызвали в ней слова графа де Гиш.
Молодая женщина не считала себя ангелом. Но нет, она не принадлежала и к числу дам, которые не могли прожить без мужского внимания. Отчего же тогда под взглядом этого дворянина ей стало трудно дышать? Или напротив, так легко, что закружилась голова? Послушнице аббатства Фонтевро было трудно разобраться в своих чувствах.

Но это и не понадобилось. Скрипнула дверь, послышались шаги, а затем и голос монахини, показавшийся Шарлотте резким и неприятным.
- Вы закончили, сударыня?
Губы баронессы тронула понимающая, грустная улыбка. Монастырь стоял за дверью, монастырь предъявлял на нее свои права.
- Да, сестра моя. Мы закончили.
- Тогда соблаговолите пройти к госпоже аббатисе, у нее для вас важное известие. Сударь, госпожа аббатиса просит вас задержаться в Фонтевро до утра.
Шарлотта склонила голову, выражая готовность выполнить приказ Элеоноры де Бурбон, что бы за ним ни стояло. Уже подойдя к двери, она позволила себе бросить по, немного печальный взгляд на мужчину, сумевшего в столь короткое время пробудить в ней такую бурю чувств и воспоминаний. Но печаль эта была светла. Баронесса была уверена, что заключение ее пожизненно, и была благодарна и за этот луч света в лице графа де Гиш, который Господь послал ей в ее одиночестве. Но луч нельзя поймать, удержать, спрятать в ладонях. Он свободен, и в этом его очарование.

Шарлотта вышла из «комнаты плача» в просторную и светлую галерею. Ее ждала аббатиса, а потом молитвы, повседневные заботы, малышка Жанна. Иногда мудрость в том, чтобы просто прожить день, и не заглядывать вперед.

 Отправлено: 04.01.16 12:07. Заголовок: Звук захлопнувшейся ..

Звук захлопнувшейся двери, долетевший до слуха графа де Гиш, уже давно растворился в тишине,возвещая о том, что мужчина остался в комнате один, но молодой придворный Генриха Валуа до сих пор продолжал стоять, обхватив пальцами завитки позолоченной решетки и прижавшись лбом к прохладным прутьям, как будто пытаясь охладить чувства и привести в порядок путавшиеся мысли. Бесполезно. Сердце отбивало каждый свой удар с такой силой, что графу казалось, еще немного, и он задохнется от избытка чувств, о возможности существования которых он давно забыл. Грамон глубоко вздохнул, пытаясь успокоить непослушное сердце. Оно живое, промелькнуло в голове сенешаля Бордо. Осторожно, как будто боясь спугнуть, де Гиш приложил руку к груди, с наслаждением ощущая ладонью, как под бархатом камзола бьется то, о существовании чего он забыл, а, быть может, предпочитал не вспоминать.

- Не ликуйте, мэтр, партия еще не выиграна Вами. – Прошептал Грамон, обращаясь к Ренато Биянко, как будто парфюмер королевы-матери мог услышать его. – Глупое сердце дрогнуло, даже ожило, но это еще не любовь, месье. Жалость, сострадание, желание помочь, но не любовь. – Почти со злостью заключил молодой придворный. Де Гиш хоть и обращался к Ренато Биянко, но больше успокаивал сам себя. Не может он полюбить. Возжелать, но не полюбить. Он не способен. Он не умеет. Он разучился. Де Гиш снова с яростью сжал пальцами прутья уже такой ненавистной решетки и вновь прижался к ним лбом. Из груди Грамона вырвался стон, похожий на хрип раненого животного. Неужели так бывает? Нескольких минут достаточно, чтобы полюбить? Так бывает. Он полюбил. Чертов чернокнижник оказался прав.
- Я люблю. – Осторожно выдохнул Грамон, как будто боялся, что от этих слов рухнут стены аббатства Фонтевро. – Но я опять полюбил, чтобы тут же потерять. – Снова стон и боль, пронзившая грудь.

Сколько придворный Генриха Валуа стоял у позолоченной решетки, прислушиваясь к биению своего сердца, испытывая боль, пронзившую тело и душу, он не мог сказать и сам. Внезапно Грамон разжал пальцы, отстранился от решетки, гордо вскинув голову. Его просили остаться в Фонтевро до утра. Ну что ж, он останется. А ты замолчи, глупое сердце. Собираясь закрыть за собой дверь, де Гиш в последний раз бросил взгляд на позолоченную решетку, которая отделяла его от женщины, сумевшей пробудить в нем столько чувств и эмоций.
- Если бы Вы знали, мадам, как только что одним своим взглядом, словом, движением перевернули мой мир. Если бы Вы только знали…


Скрытый текст

Эпизод завершен