Отправлено: 21.12.15 11:53. Заголовок: Ночь пройдет, наступит утро ясное (с)

16 октября 1576 года. Франция, Париж. Перед рассветом

 Отправлено: 22.12.15 08:22. Заголовок: Лязгнул затвор в две..

Лязгнул затвор в двери узницы. По ту ее сторону слышались приглушенные голоса. Филипп открыл глаза и привычно глянул в маленькое окошко вверху каменной стены, чтобы понять, хоть примерно, какой сейчас час. Небо ответило темнотой, на фоне которой через перистые облака пытался пробиться свет от рожка луны. Сколько сейчас? Полночь? Или близится к рассвету? У заключенных Бастилии, которым выпадало счастье видеть хоть краешек неба, было много времени для наблюдения. Припомнив свои, пленник французского короля предположил, что ночь идет на убыль, но до рассвета еще не близко.
- Заключенный номер сто восемьдесят три, подъем и на выход, - чуть недовольным, но в большей степени равнодушным, голосом человека, которого разбудили для того, чтобы выполнять свою работу, возвестил один из двоих стражников, появившихся в дверном проеме. В их руках было оружие, но они с трудом давили зевоту. Филипп слышал, как в коридоре раздаются шаги еще одного человека, и свет оттуда становится ярче. Кто-то зажигал факелы в проходе между темницами заключенных.

По рекомендации Агриппы д’Обинье, переданной палачом парижского суда, Морней добился встречи с комендантом тюрьмы, в которой провел не один месяц, и испросил дозволения написать прошение к королю. На удивление, ему разрешили, но лицо при этом у начальника тюрьмы было такое, что он верит в действенность такой бумаги не более, чем в то, что времена года могут поменяться местами. И Филипп, в сердце которого только-только начала жить надежда на освобождение, едва вновь не потерял ее. Но он заставил себя написать письмо к государю Франции.
Шли дни, складывались в недели, но ничего не менялось. Кабош заходил к нему дважды, но не откликнулся ни на одну попытку заговорить о деле, которое интересовало протестанта. Словно бы вообще не было того разговора и записки от д’Обинье. Палач только заставлял ходить его все больше и больше, да осматривал ноги.*
Казалось, что о Плесси- Марли забыли вновь.

«Заключенный сто восемьдесят три», - да именно к нему обращались охранники в этих стенах. Филипп бросил еще один взгляд в окошечко, и поднялся с кушетки. В такой час ведут готовить к казни. Возможно так оно и есть.
Босыми ногами, со ступнями, огрубевшими настолько, что уже не чувствовали ни холода от камней, ни их остроты, Морней прошел по коридором тюрьмы, и в сопровождении стражников вышел во двор. Впервые за долгое время он смог вдохнуть воздух, не заключенный, подобно ему самому, в каменный мешок. Это было уже счастье, и Филипп горько усмехнулся. Как, на самом деле, мало надо человеку, чтобы почувствовать счастье. На долю мгновения мелькнула мысль, что его перевозят в Шатле, но к чему это делать в столь неурочный час. Хватит бесплодных надежд.
Ему связали руки и усадили в черную повозку, окна которой были заколочены досками крест накрест, он лишь успел заметить, прежде, чем дверь затворилась, что ехать неизвестно куда будет в компании четырех всадников.



*согласовано с мэтром Кабошем

 Отправлено: 24.12.15 14:38. Заголовок: Подготовка события, ..

Подготовка события, которое должно было свершиться сегодня на рассвете, заняло почти месяц. Две недели д’Обинье потратил только на то, чтобы расставить лошадей на постоялых дворах. Точно также, как тогда, когда готовился побег короля Наваррского из Лувра. И протестант молился Всевышнему, чтобы успеть все сделать, и чтобы труды его не были напрасны. Благодаря мэтру Кабошу, а вернее девицам из борделя, которым палач парижского суда иногда помогал в их болезнях, он обзавелся несколькими подельниками. Это были крепкие и сильные мужчины из простолюдинов, не сильно щепетильные в выборе способа заработка средств к существованию. Вне зависимости от того, когда тюремная повозка, перевозящая господина де Морнея из Бастилии в Шатле, двинется по улицам Парижа, они должны были напасть на нее, и освободить узника. Эти люди мигом согласились на столь благородное дело, и даже не слишком завысили цену за свои услуги. К тюремщикам Бастилии у каждого из них нашлись свои счеты.

Оставалось ждать и надеяться, что король Франции разрешит перевести пленного из одной тюрьмы в другую. И Агриппа терпеливо ждал. Он знал, что Анрио отправит письмо по просьбе Конде к своему шурину, где будет прошение об освобождении дю Плесси-Марли. То, что Бурбон вспомнит об одном из своих соратников, и даст понять Валуа, что судьба этого человека ему небезразлична, должно будет подтолкнуть Генриха III проявить благодушие, и, если не выпустить Филиппа, то хотя бы дать согласие на его перевод в более подобающие дворянину условия. Кроме того, расставляя лошадей, сентонжец заехал к одной хорошо знавшей Морнея даме, и просил ее присовокупить свою просьбу и заботу о пленном к прошению короля Наварры.
Оставалось самое сложное – узнать, согласится ли сын Медичи на добрый поступок и увещевания женщины, и, если да, когда случится переправа заключенного.
Мэтр Рене, почти ежедневно навещающий свою госпожу, очень долго не мог порадовать своих друзей никакими новостями. Тем временем мэтр Антуан кропотливо подлечивал ноги узника, которые до того искалечил.

Дни тянулись один за одним, осень вступила в свои права и д’Обинье уже почти отчаялся, готовясь признать свой план провалившемся. На всякий случай, чтобы делать хоть что-то, он принялся со своими подельниками поочередно следить за воротами Бастилии и теми повозками, что выезжали из нее. Но их было всего две за все это время. И обе они были пусты. Лишь возвращались, везя в своем коробе очередную жертву каменных стен. Случалось, что, как и прежде, Агриппа помогал Биянко в его лавке. Растирая кармин, и готовя дистилляты, молодой человек с тревогой думал о том, вспоминает ли о нем оставшаяся в Нераке маркиза де Сабле.
И вот однажды, парфюмер Екатерины Медичи принес из Лувра добрую весть. Ему удалось узнать, что приказ о переводе Морнея подписан, но, что послужило к тому причиной, было неизвестно. Впрочем, оно было и неважно.

С той поры, участники организации побега Филиппа дю Плесси-Марли, следили за Бастилией неусыпно. И вот, предрассветный час один из них дал сигнал, что ворота тюрьмы открылись, и повозка в сопровождении четырех всадников двинулась в сторону Шатле.
- Если все получится, скажи своей сестре, чтобы передала, она знает кому, что я благодарен, и не прощаюсь, - губы Агриппы чуть дрогнули от волнения и ночного холода, когда он обратился к стоящему с ним рядом разбойнику, чья сестра обслуживала мужчин в одном из столичных притонов.
Здоровяк лишь молча кивнул в ответ. Эти господа не любили лишних слов.*



*согласовано

 Отправлено: 26.12.15 15:32. Заголовок: Этой ночью Агриппа д..

Этой ночью Агриппа д’Обинье ушел уже не просто наблюдать за Бастилией со своими новыми сомнительными дружками. И этой ночью, Ренато Биянко это знал, словно бы прочитал по звездам, его любимый ученик покинет Париж. И Бог ему в помощь, чтобы все прошло удачно. Раз в тысячелетие бывает, что и черти молятся Создателю небесному. Молился в часы октябрьской мглы и старый парфюмер королевы-матери.
Молился не за себя, а за того, кто ему странной причудой судьбы стал дорог, словно собственное дитя. И он знал, что в самом чреве Парижа, в лачуге возле позорного столба, о том же самом молится еще один человек, как знал и то, что, когда все будет кончено, он сам отправится в это убогое жилище, чтобы вновь увидеть того, с кем его помыслы и заботы будут едины. И они вместе разопьют бутылочку старого итальянского вина, которому не меньше лет, чем тем двоим, кто его пригубит.

- Пойдем, надо все еще раз проверить, - немой подмастерье, который сидел и жевал строганину за спиной у обратившегося к образу Девы Марии хозяина, поднялся с готовностью выполнить любой приказ. Кому еще он был нужен, кроме этого флорентинца с лукавым взглядом? – И возьми факел.

Они вышли во внутренний двор дома у моста св. Михаила, и алхимик привычно поднял взгляд к звездам.
- Все будет хорошо, - в который раз сказал он сам себе, и подошел к двум привязанным к балке у конюшни лошадям. Он лично проверил каждый ремень подпруги, и даже заглянул коням в зубы, убедившись, что животные молоды, а значит выносливы. Им предстояло вывести из Парижа двух протестантов с такой скоростью, на которую только были способны их ноги.
- Я лично отравлю этого аженца, если люди, которых он нашел, подведут, - пообещал себе Биянко, и даже немного успокоился.
- Иди в дом, и принеси мне табурет, и пару овечьих шкур, я посижу здесь, - да, здесь было лучше, чем сидеть в доме. И почему Господи, ты посылаешь нам нужду в силе и ловкости тогда, когда тело уже не может их дать? Будь флорентинец моложе, он бы не метался сейчас в ожидании, а был подле своего друга.

 Отправлено: 28.12.15 17:30. Заголовок: Когда душа человека ..

Когда душа человека летит в бездну, она не знает, чем закончится ее полет. То же самое сейчас ощущал и Филипп де Морней. Он мог сколько угодно строить предположения, но понятия не имел, куда его везет тюремная повозка. Устав размышлять и готовясь принять свою участь, как неизбежное, протестант прислонился затылком к деревянной стенке позади убогой скамьи, на которой сидел. Все правильно, заключенным не нужны подушки и бархатные обивки. Они мечтают только об одном – о вольном воздухе.
Колеса неспешно отбивали такт по парижским улицам, им вторили копыта коней охранников, внутри короба, куда поместили узника номер сто восемьдесят три было темно, и он прикрыл глаза, представляя себе луга Прованса и, как ласковые лучи солнца греют кожу. Его руки занемели от веревок, врезающихся в запястья до крови, но он улыбался своим мечтам.
Повозку дернуло, и Филипп ударился головой о стенку, что служила ему опорой.
- Господи, дай мне свободу, - внезапно сорвалось с уст пленника французского короля.

Снаружи послышались крики и выстрелы, потом несколько ударов в дверь. И снова шум борьбы. Морней рухнул на колени на пол внутри повозки, и с горячностью фанатика стал молиться об избавлении. Чтобы все это не оказалось сном, чтобы Всевышний дал сил его друзьям и уберег их от смерти, ибо такой ценой ему не нужно ничего. Он не знал, как время идет для тех, кто там, по ту сторону стен повозки, но для дю Плесси-Марли оно текло невыносимо медленно.
Но вот дверь распахнулась, и Филипп уже приготовился увидеть одного из своих стражников, но перед ним расплылась в улыбке знакомая физиономия Агриппы д’Обинье.
Друг и соратник короля Наварры что-то говорил, но Морней не слышал его слов, он даже уже почти не видел его лица. Глаза не верили в чудо. Поднявшись с колен и вылезая из своей, как появилась надежда, последней тюрьмы, он протянул связанные руки тому, кто его освободил, ожидая, когда перережут веревки, а сам огляделся.

Все четверо его охранников лежали на земле узкой улочки. Кто-то еще истекал кровью и шевелился, кто-то уже испустил дух. Но жалости к ним бывший заключенный сто восемьдесят три не испытывал. Какие-то незнакомцы стягивали сапоги с убитых и умирающих, а один из них уже подвел коней к протестантам.
- Господа, я благодарю вас. И, если Бог даст, то, клянусь честью, когда-нибудь сумею вас отблагодарить, - негромко, но торжественно пообещал Филипп.
- Нас уже отблагодарили, месье, - почти беззубо усмехнулся один из неизвестных, в которых можно было без труда распознать разбойников. – Два коня ваши, месье, и этот господин, остальную добычу мы берем себе, как договаривались. Прощайте, судари, - беззубый протянул поводья двух лошадей д’Обинье, остальные кинул своему подельнику, и принялся распрягать лошадь в повозке. Создавалось ощущение, что все это нереально. Но над Парижем всходило солнце, его первые лучи уже золотили небесную мглу. И это было по-настоящему.*


*согласовано с Агриппой д’Обинье.

 Отправлено: 30.12.15 17:55. Заголовок: Долго ждать не стали..

Долго ждать не стали. Ожидание и так затянулось. Повозка отъехала от Бастилии на пару кварталов, двигаясь по улице Сен-Антуан в сторону Шатле, когда на нее напали шестеро вооруженных людей. Все кончилось быстрее, чем даже предполагалось. Комендант городской тюрьмы не счел нужным дать достойную охрану для перевозки своего узника, по всей видимости, посчитав, что о переводе Морнея из одной клетки в другую мало кому известно, да и позабыли уже все о пленнике короля. Но это было не так.
- В седло, сударь, в седло. Не будем терять времени, у нас еще будет много его на разговоры в пути, - Агриппа хлопнул Филиппа по плечу, отмечая про себя насколько изменился Плесси-Марли. Но поэт воздержался от замечаний.
Он предусмотрительно не стал говорить при своих подельниках, куда они с освобожденным заключенным будут держать путь. Меньше знают, крепче спят. И сболтнуть лишнего не смогут.
- Господа, остальная добыча ваша, мы не претендуем.

Через несколько перекрестков д’Обинье повернул своего коня в сторону Сены.
- Едем к мосту святого Михаила, Морней. Там нас ждут свежие лошади, а вас сапоги и одежда, - в лохмотьях, в которые был обличен беглый протестант было немыслимо выезжать через парижские ворота. Но стоило поторопиться, пока не поднялась тревога и ворота не закрылись.
Остановившись у до боли знакомой лавки Ренато Биянко, возлюбленный Изабель де Лаваль спешился и подождал, пока его примеру последует его спутник. Они отпустили лошадей, предоставив им возможность самостоятельно разгуливать по улицам столицы. Возможно, каким-нибудь беднякам повезет, и в их хозяйстве появятся достойные животные. Хотя бесплатный сыр только в мышеловках. По этим лошадям могли попытаться найти тех, кто организовал побег Морнея. И тогда окажется, что новые хозяева этих лошадей сами подберут с улиц свои неприятности.

- Следуйте за мной, Филипп, - открыв дверь лавки парфюмера королевы-матери своим ключом, Агриппа плотно запер ее, пропустив Плесси-Марли во внутрь. Хорошо известным путем, он повел одного из лучших протестантских командиров через внутренние помещения, по пути прихватив из одного из углов тюк с вещами и сапоги, приготовленные мэтром Кабошем. Все это он вручил Филиппу уже во дворе.*
- Переодевайтесь, месье, и поскорее, я пока попрощаюсь.

Подойдя к флорентинцу, д’Обинье заключил старика в объятья.
- Я ваш должник, мэтр. И, надеюсь, что прощаемся мы ненадолго. Я слышал, король Наваррский собирается посетить Париж, и мы с вами свидимся вновь, - шепотом, боясь спугнуть удачу, которая этой ночью была на их стороне, произнес Агриппа на ухо своему учителю. Глаза непрошено защипало, и д’Обинье отвернулся.
- Нам надо ехать.
Рассвет поднимался над Парижем, но встретить его кальвинисты уже должны были за его пределами.

*согласовано с Филиппом де Морнеем

 Отправлено: 04.01.16 15:47. Заголовок: Завернувшись в овечь..

Завернувшись в овечьи шкуры, Ренато Биянко устроился во внутреннем дворе и приготовился ждать. Ждать столько, сколько потребуется. Это томительное занятие, которое выхолаживает душу, вытравляет ее почище флорентинского яда. За минуты ожидания, волнения за того, кто тебе истинно дорог, человек успевает передумать столько всего, что даже призраки прошлого могут обрести реальные очертания, а ужасы будущего начинают выплясывать перед глазами безумные танцы.

Парфюмер королевы-матери прикрыл глаза, не желая всматриваться в темноту открытой двери дома. Он открывал их время от времени, только для того, чтобы взглянуть на луну и прикинуть, который уже час. Небесное светило неумолимо перемещалось с одного края неба на другой, и уже готовилось уступить свое место своему дневному сменному, когда в глубине дома послышался шорох. А вскоре во дворе, где подле лошадей сидел старый алхимик, появился тот, кого он ждал. И он был не один.
У них все вышло.
Вздох облегчения вырвался из груди слуги Екатерины Медичи.
- Не смейте, сударь, возвращаться ранее, чем весной. Для короля Наварры не найдется до того места в Париже, в отличии от вас, - Рене похлопал по спине Агриппу и выпустил его из объятий, отворачиваясь, чтобы скрыть то, как непрошено увлажнились его глаза.
- Лошади готовы, езжайте, пока набат не возвестил о бегстве узника, - он сам отвязал поводья от деревянной балки, и пошел открывать ворота.
Морней и д’Обинье должны были спешить. Счет шел на мгновения.

Откуда-то из недр своего одеяния Биянко достал мешочек из бархата. В нем было его последнее творение в изящнейшем серебряном флаконе, и маленькая баночка опиата для губ, цвет которого напоминал цвет бутона распускающейся в мае розы.
- Передавайте от меня поклон маркизе де Сабле, месье, - парфюмер всунул свой подарок протестанту в руки, и приготовился ждать, пока гости покинут двор его дома.

 Отправлено: 05.01.16 19:00. Заголовок: Филипп не мог повери..

Филипп не мог поверить в происходящее. Он дышал свободой и не мог надышаться. На смену размеренному ритмы в стенах Бастилии пришла гонка. События, люди, лица.
Он скакал за д’Обинье, ощущая, что руки не забыли, как держать поводья коня, и без устали подгонял его, отстукивая босыми пятками по бокам.
Мост Святого Михаила, именно здесь остановились протестанты, у одной из лавок. И Морней, отпуская по указанию Агриппы лошадь своего недавнего конвоира, с несказанным недоумением отметил, что над лавкой этой красуется надпись - «Парфюмер Ее величества королевы-матери».
- Д’Обинье, куда вы меня привезли? Вы с ума сошли?! – зло прошептал бывший заключенный сто восемьдесят три. Ему казалось несколько абсурдным, что его избавитель решил на рассвете приобрести новинки модного мастера помад и духов.
Но Плесси-Марли был наслышан больше о Ренато Биянко, как о колдуне и отравителе, личном пособнике Екатерины Медичи в ее кознях.

- Что ж, если пусть к свободе лежит через пенаты дьявола, я готов спуститься в ад, - прошептал гугенот, но, прежде чем войти в открытую поэтом дверь, осенил себя крестным знаменьем. Сентонжец ориентировался в лавке, как у себя дома, но это были еще не все чудеса на сегодня. Пройдя за Агриппой через темные коридоры помещений, Филипп оказался опять на улице, где в свете луны увидел свежих запряженных лошадей и какую-то бесформенную массу возле них. Вдруг эта масса зашевелилась и заговорила, имея старческий мужской голос и итальянский акцент. Морнея передернуло. Это и был флорентийский демон, который, как ходили слухи, приложил свою руку к смерти великой королевы Жанны. И д’Обинье обнимал его, как родного отца. Все это казалось сном, настолько неправдоподобно было. Если бы Филипп не знал, что его соратник по борьбе за веру предан душой и телом королю Наваррскому, то возомнил бы, что тот поддался искушениям этого лукавого беса.

Но для вопросов было не место и не время. Он стал быстро переодеваться, и натягивая сапоги на огрубевшие ноги, обнаружил, что они ему впору.
Морней с благодарностью поклонился чернокнижнику, и вскочил снова в седло.
До южных ворот Парижа доехали в молчании, и миновав их понеслись во весь опор. Не важно куда, главное, что вокруг больше не было каменных стен.
- Странные у вас помощники, господин д’Обинье. Палач, колдун, бандиты на улице, - задумчиво проговорил Филипп, когда меняли лошадей на одной из остановок. – Вы простите мое любопытство, сударь, но пока я безоружен, я в вашей власти, но мне хотелось бы знать, куда мы держим путь?
Мальчишка на постоялом дворе вывел за поводья двух свежих лошадей, и Морней стал проверять подпругу.

 Отправлено: 08.01.16 17:38. Заголовок: Пока не покинули пре..

Пока не покинули пределы Парижа, д‘Обинье не считал излишним пускаться в разговоры и объяснения, хотя прекрасно понимал, что происходящее вызывает у его спутника, по меньшей мере недоумение. Но от недоумения никто не умирал, а вот, если их поймают, то плахи им обоим не миновать.
- Вас что-то не устраивает, месье? – немного ехидно огрызнулся Агриппа, даже не глядя на Морнея. Он точно также, как и Филипп был занят осмотром своего коня. Все было в порядке, и беглецы уже вновь были в седлах, и поспешили в путь, все дальше и дальше удаляясь от столицы Франции, которая ни к одному из них никогда не была приветлива.

- Вам помогли бежать из Бастилии мои друзья. И хотя, в отличии от родственников, их имеет возможность выбирать себе каждый из людей, я положился на милость Судьбы и принял тех в эти ряды, кого эта капризная дама изволила мне предложить. И поверьте, не ошибся, - встречный ветер, дующий с юга, трепал волосы дворян Генриха Наваррского, солнце, поднявшееся в зенит, ласково грело осенним теплом, и в этот погожий октябрьский день поэт и бродяга пообещал себе, что еще вернется в Париж. Вернется, чтобы отблагодарить всех тех, кто был ему дорог и близок, и пусть Господь побережет их до той поры.

- Не знаю, как вы, сударь, - сыну сентонжского адвоката ни к чему было проявлять излишнее и показное дружелюбие к недавнему узнику Бастилии. Они никогда не были даже приятелями, хотя служили одному королю, одним целям, и были преданны одному делу, - но я держу путь в Нерак, меня там ждет Его величество, и моя дама сердца, - воспоминания о Изабель заставили Агриппу подстегнуть коня. - Вы вольны следовать в любом направлении, угодном вам, если только дадите мне слово дворянина, что навсегда забудете о том, кто вам помог сегодня обрести свободу. Вам никто не собирается препятствовать. Если же вы доедете со мной до Бурже, где я собираюсь остановиться на ночлег у одного из наших соратников, то получите от него и шпагу и пистолеты. Увы, я не столь богат, чтобы раздаривать свои.

Впереди показались стены Орлеана. Еще одна смена лошадей и снова в дорогу.

 Отправлено: 09.01.16 18:08. Заголовок: - Вы могли не утружд..

- Вы могли не утруждать себя и не оскорблять меня подобными словами, д’Обинье, - поэт и любимец Генриха Наваррского, если и отличался когда-то доброжелательностью, то только к тем, кого любил. И Филипп прекрасно сознавал, что не входит в число этих людей. Судьба Агриппы была ему известна, и он не винил того, ни за язвительность языка, ни за подозрительность ума. – Но я ваш должник, сударь, а потому даю вам клятву чести, что никто и никогда не узнает от меня, кто мне помог освободиться из стен Бастилии. И я благодарен каждому, кто принимал участие в этом. Если кто и узнает что, то не от меня.

Въехали в ворота Орлеана. С непривычки Морней чувствовал усталость. Он отвык сидеть в седле, отвык от скачки. Прав был Кабош, ему не лежать нужно было в своей узнице, с тоской думая о свободе, а тренировать свое тело без устали, в надежде обрести ее. До Бурже было не близко, и Филипп приготовился стоически выдержать это испытание. В конце концов, это не пытки в тюрьме, а свежий воздух пьянил не хуже вина. Он лишь с завистью заметил, что у д’Обиньи отсутствуют признаки утомления. Пока Плесси-Марли протирал своей задницей скамью в камере, этот протестант вел, наверняка, деятельную жизнь. Таким его помнил Морней, никогда не сидящим подолгу на одном месте. Когда-то таким же был и он сам. И выносливость вернется, он был молод и здоров, но уже никогда не сможет он смотреть на этот мир с той же беспечностью, что и прежде.

- Я проследую с вами до Нерака, месье, если вы не имеете возражений. А за обещанное оружие – отдельное спасибо. Если на дорогах все также небезопасно, как и прежде, то мне бы не хотелось быть для вас лишней обузой. Кроме того, я хотел бы просить вас об услуге, чтобы вы предупредили Генриха Бурбона о том, что я желаю поклониться ему и уверить Его величество в своей верности, и благодарности. Это же по его воле вы вызволили меня?
На постоялом дворе Орлеана, где вновь меняли лошадей, Филипп отказался от вина, и попросил воды. Он боялся захмелеть, ибо желудок его был пуст со вчерашнего дня, а сил потребуется еще немало.

 Отправлено: 10.01.16 09:50. Заголовок: Агриппе и в голову н..

Агриппе и в голову не приходили те тревоги, которые беспокоили Морнея. Он помнил Филиппа сильным воином, которому были ни почем длительные переходы, как конные, так и пешие.
Он молча кивнул головой на клятву данную спутником.
- Если вам угодно, месье, то необязательно делать тайну из моего участия – по мнению наших недругов, по мне и так эшафот плачет. Одним преступлением больше, одним меньше, роли не играет, - рассмеялся протестант.
На пересмене лошадей он выпил вина из крынки и с удивлением увидел, что Филипп отказывается пригубить с ним напиток из одного кувшина, и просит воды.
- При дворе нашего короля вас не поймут, сударь, - усмехнулся он в сосуд, сделав еще несколько глотков. Беарнец был знатным выпивохой и едоком, и отличным монархом, и ценил тех, кто обладал хотя бы двумя достоинствами из этих трех.

До Нерака, значит до Нерака. Свое дело Агриппа сделал. Хотя и было бы приятно доставить к Анрио этого человека. И пусть король Наварры не имел никакого отношения к освобождению этого военнопленного из Бастилии, его друг и соратник организовал этот побег в интересах своего государя.
- Сын нашей Великой королевы столь же мудр и великодушен, как его мать, Морней. Он помнит о каждом, кто воевал за нашу веру, не боясь потерять жизнь или пролить свою кровь, - сам себе поэт мог признаться, что Плесси-Марли был отличным воином, блестящим стратегом, и одним из умнейших людей, что были известны д’Обинье, но Агриппе чужда была лесть, пусть он и способен был признать чужие заслуги.

- Вы действительно просите меня о большой услуге, приятель, - пальцем сентонжец отковырял от горлышка кувшина прилипшую к нему мошку. Глупая тварь покусилась на сладкий запах. – В таком случае, вам придется познакомиться с одной прекрасной дамой и пока я не извещу о вашем появлении Его величество, воспользоваться ее гостеприимством. Мдааа, - протянул гугенот, и покачал головой, - список ваших долгов растет быстрее, чем у Бурбона, - о том, какую взбучку своему возлюбленному за такое может устроить маркиза де Сабле, поэт наивно предпочитал не думать.
Хозяин постоялого двора вышел из своего заведения, неся в одной руке суму с бутылью вина, куском вяленого мяса и одной лепешкой, вторую лепешку он держал в руках. И то, и другое было протянуто Агриппе. Он преломил душистый, еще теплый хлеб, и половину его протянул Морнею.

 Отправлено: 11.01.16 18:32. Заголовок: Приняв хлеб из рук п..

Приняв хлеб из рук поэта с видом полным достоинства, Филипп почувствовал, как у него свело скулы от желания немедленно впиться в ароматную мякоть. Но он заставил себя есть медленно и маленькими кусочками. В военных походах не только солдатам, но их командирам частенько приходилось голодать, и Морней помнил, что, если после длительного отсутствия еды, наброситься на пищу, то неминуема рвота и колики в животе. Он съел всего половину от того, чем его угостил Агриппа, и убрал оставшуюся часть лепешки в суму к остальной еде. Этого достаточно, чтобы заставить желудок работать, а голову перестать кружиться.

- Надеюсь, мне удастся отплатить службой Его величеству за доброту и заботу. А что принц Конде, чем он нынче занят? – пока перекусывали и отдыхали, беглец попросил у хозяина постоялого двора шнурок, и когда тот принес требуемое, перехватил им свои волосы, которые отросли за время его заключения так, что теперь укрывали плечи и мешали во время скачки. Как только доберутся до Нерака, он попросит придворного куафера их коротко остричь. Плесси-Марли надеялся, что его бывший военноначальник, кузен короля Наварры, вспомнит о своем боевом товарище раньше, чем это сделают остальные. Но, по всей видимости, у принца было довольно и других, более важных дел.

- Я нахожу, месье д’Обинье, самым мудрым сейчас принимать из ваших рук любую помощь, и собираюсь следовать вашим советам, не боясь прослыть расточительным, и влезть в долги. Тем более, если список моих векселей вы будете хранить подле списка векселей нашего государя. Помнится мне, вы исправно записывали его долги, - рассмеявшись, Морней дружеским жестом положил руку на плечо своего освободителя. – Спасибо, за все спасибо, - неожиданно серьезно проговорил он, взглянув прямо в глаза сентонжца. – Вы можете считать меня всего лишь своим должником, сударь, но я буду считать вас своим другом.

Филипп прошел к своему коню, и постарался вскочить в седло без видимых усилий, в тайне надеясь, что так оно и выглядит со стороны.
- Так как зовут ту прекрасную даму, месье поэт? Вы уже много своих творений ей посветили? Если вы были скупы на слова о ее красоте, д’Обинье, я постараюсь восполнить это упущение!

 Отправлено: 15.01.16 13:19. Заголовок: - Принц де Конде, ме..

- Принц де Конде, месье, нынче занят войной и политикой, политикой и войной. В Лангедоке бои между католиками и гугенотами стихают лишь для того, чтобы перезарядить пушки. Де Торе проявляет интерес ко всему, что только можно захватить. Наш друг де Бонн собрал на востоке страны недурное войско, а кроме того, люди весьма активно стекаются в Нерак, готовые служить Его величеству, королю Наварры. Но, будем надеяться, что вы сумеете отличиться среди них, - Агриппа дожевал свою половину хлеба, и беглецы снова тронулись в путь.

Д’Обинье был несколько смущен проявлением дружеских чувств своего спутника, и не ответил на них. Хотя взгляд сентонжца, когда он обращал его на бывшего узника Бастилии стал мягче, чем в начале их пути. Однако имени своей возлюбленной так и не сказал. Сделал вид, что не услышал вопроса. Приступы внезапной глухоты время от времени находили на поэта, и ничего с ними поделать он не мог. Как учил его мэтр Рене – все уместно в свое время. И говорить имя маркизы де Сабле Филиппу час еще не настал. Изабель была известна не только, как одна из красивейших фрейлин двора, но и как дама, приближенная к Екатерине Медичи, и кто знает успел ли во время своего пребывания в Париже синьор дю Плесси-Марли познакомиться с этой особой, или слышать при дворе ее имя. Достаточно пока с него встречи с Ренато Биянко, а то бедолага может и подумать чего не то.

До Бурже доехали без происшествий, но расслабляться было рано. Было решено дать отдых лошадям и себе на несколько часов. Морней, наконец, получил вожделенное им оружие, в виде недурного клинка и пары пистолетов. А Агриппа д’Обинье засыпал с мыслями о своей белокурой музе.
Эти мысли придали ему сил, и путь до Нерака он проделал, как говорится, на одном дыхании, прибыв туда к вечеру 18-го октября. Вот уже и маленький домик бывшей фрейлины королевы-матери.

- Оставайтесь тут сударь, и располагайтесь. Хозяйка сама пригласит вас в дом, - предоставив в распоряжение Филиппа сад Изабель, д’Обинье повел лошадей на конюшню, где передал их конюху, а сам поспешил в дом.
- Изабель, любовь моя, я вернулся! – прокричал он, вбегая в дом. Но вместо маркизы де Сабле ему навстречу вышла заспанная служанка с удивлением сообщившая, что ни ее госпожи, ни их гостьи дома нет.

 Отправлено: 20.01.16 11:48. Заголовок: С годами Агриппа ста..

С годами Агриппа стал явно осторожнее в словах. Морней подумал, что, скорее всего, весь пыл борца за веру, этого страстного человека, уходит в поэзию. Он не стал больше задавать вопросов, за которые его могли упрекнуть в излишнем любопытстве, и уснул в Бурже, не чувствуя рук, ног, зато ощущая разбитость во всем теле. Этот отдых был ему необходим. Когда же проснулись стало еще хуже. Мышцы сводило от боли. Давно не знавшие тренировок, они отвыкли от нагрузки и сейчас протестовали против такого усердного пользования собой. Усилием воли Филипп не вскочил, а скорее заполз в седло, и все первую половину дня был вынужден прикусывать губу, чтобы не стонать. Потом стало легче. К Нераку он уже чувствовал себя значительно лучше.

- Похоже ваша дама не скучает без вас, месье, - так и не дождавшись приглашения в дом, синьор дю Плесс-Морней пригласил себя сам, и застал д’Обинье за выслушиванием пояснений хорошенькой камеристки о том, где пребывает нынче ее госпожа. – Честное слово, друг мой, я не доберусь сегодня уже до замка Альбре, поэтому, если вы не возражаете, я бы воспользовался гостеприимством этого жилища.
На том и порешили. Агриппа отправился в замок, где обустроилась чета наваррских правителей, разыскивать свою возлюбленную, и появиться под очи государя, а Филипп остался в маленьком домике, принадлежавшем некой, как он успел выяснить, маркизе де Сабле. Д’Обинье напрасно таинственно молчал, имя этой женщины не вызывало у бывшего узника Бастилии никаких воспоминаний.*

Он прошелся по саду, и осматривая домик снаружи, и подошел к пруду, задумчиво посмотрев на свое отражение в воде. В таком виде предстать перед дамой…
- Мадемуазель, - обратился он к служанке, вернувшись в дом, - вы умеете стричь волосы, и найдется ли здесь бритва?


*согласовано с Агриппой д’Обинье

Скрытый текст

Эпизод завершен