Отправлено: 04.09.17 14:31. Заголовок: A contrario

12 сентября 1578 года. Тур.

A contrario - От противного (лат.)
От противного.
В логике — метод доказательства, заключающийся в доказательстве невозможности положения, противоречащего доказываемому.

 Отправлено: 06.09.17 13:36. Заголовок: Королевский замок в ..

Королевский замок в Туре уже давно не имел чести принимать в своих стенах столько высокопоставленных особ. Словно возвращались те времена, полные величия, когда именно Тур был сердцем Франции, словно уже сбывались пророчества Екатерины Медичи, сулившей этому городу возрождение былого влияния. В Тур прибыл герцог де Гиз.
Новость эта, подхваченная ветром, залетела во все окна, во все двери, и очень скоро – скорее, чем успел бы самый быстрый гонец – проникла в покои Екатерины Медичи.
На следующие несколько минут королева-мать оставалась единственным островом спокойствия среди поднявшейся бури. А затем буря стихла, схлынула, оставив после себя тишину, стройный ряд придворных дам, вставших за креслом королевы Екатерины, солнце, бьющее в старые окна замка, забранные мелким свинцовым переплетом. И герцога де Гиза.

Когда-то Екатерина Медичи и Анна д’Эсте были подругами. Когда-то ее Генрих и этот Генрих были друзьями. Время все расставило по своим местам. Время всегда все расставляет по своим местам, такое у него свойство.
И поклоны и приветствия и вежливые вопросы о здоровье и благополучии – все это позади, Флорентийка знала, что не за этим приехал сюда герцог, а он наверняка знал, что она знает. Нетерпения Медичи не испытывала. Одно из немногих преимуществ старости. Ты перестаешь торопить жизнь, ты просто ждешь, когда она пройдет мимо, по пути положив тебе на колени все, что ты заслужил… или допустил.

- Я рада, герцог, что нам удалось еще раз встретиться. Не знаю, как скоро я вернусь в Париж. Не раньше, чем будут улажены дела королевы Наваррской, разумеется.
Королеве Наваррской было велено сидеть в своих покоях и не пытаться увидеться со своим бывшим любовником. Разумеется.
Медичи кивнула своим дамам – едва заметный жест, но он словно оживил эти застывшие фигуры, фарфоровые лица, драгоценные камни и парчу. На стол перед герцогом поставили поднос с вином и два бокала венецианского стекла. Вазу с фруктами и блюдо со сладостями. Заученные реверансы, медленные, кукольно-грациозные. И, наконец, одна за другой, молодые женщины ушли, отдав сцену главным действующим лицам. Чтобы появится вновь, когда их позовет серебряный колокольчик, дремлющий пока что рядом с рукой Ее величества королевы Екатерины.

 Отправлено: 08.09.17 10:17. Заголовок: - Мы, ваше величеств..

- Мы, ваше величество, с вами не виделись столь давно, сколь не подобает доброй покровительнице и ее благодарному воспитаннику, - когда церемониальные приветствия были закончены, дамы отпущены, а внимание дочери флорентийского выскочи Урбино всецело принадлежало ее посетителю, герцог позволил на своем лице появиться подобию улыбки. Такой же неискренней, какими одаривала его королева-мать после ночи Святого Варфоломея. Де Гизу не раз доводилось слышать до августа 1572 года слухи о том, что Екатерина Медичи хотела бы его видеть среди своих сыновей, и да, его бы рука не дрогнула, протыкая клинком грудь ненавистного ей Беарнца, когда набат Сен-Жермен-Оксерруа призвал добрых католиков к расправе над ересью. А Карл не смог уничтожить проклятье рода Валуа. Какого это матери, с задатками волчицы, видеть, что ее отпрыски слабее тех, кого взрастило чрево другой женщины? Не иначе, как столь же неприятно, как понимать, что собственная мать не чтила память погибшего мужа, когда та, о чьих милостивых улыбках ты мечтал в юности, носила траур по убитому супругу почти два десятилетия, положив свою жизнь к престолу Франции и к ногам своих сыновей.

Ушли юношеские иллюзии, надежды, исчезли идеалы. Генрих де Гиз больше не испытывал к Екатерине Медичи прежнего пиетета, перед ним, полным здоровья и сил, сидела измученная жизнью и годами женщина. Но руки ее все еще были ухожены, взгляд стал более опасным, выцветшие глаза искуснее прятали мысли, и можно было не надеяться, что разум ее стал менее изворотлив и остер.
Впрочем, оно к лучшему. Сегодня старший из Лоррейнов прибыл в Тур с двумя предложениями: открытым и тайным. И ему было бы досадно тратить свое время на беседу с выжившей из ума старухой.

Де Гиз въехал в город с роскошью и шумом, достойными короля Франции. Его сопровождало около пяти сотен человек, полдюжины повозок, груженых дарами, в том числе изысканным шелком, подобного которому в Туре еще не умели ткать, поэты, художники, молодые дворяне и, разумеется, женщины, способные поспорить своей красотой с фрейлинами королевы-матери. Анри еще раз хотел показать, что королем можно быть не по факту своего рождения, а по сути.
Повозки были отправлены в ратушу старейшинам, которые, как доложили после герцогу, были премного благодарны и растеряны такой щедростью, не имея возможности ответить достойным приемом, поскольку все лучшее в городе уже было предоставлено королеве-матери. И вовсе вздохнули с облегчением, узнав, что Его светлость покинет Тур после заката.

- И я не менее, чем вы, рад нашей встрече, - оставаясь стоять перед сидевшей государыней, Лоррейн не выказывал подобострастия, но и высокомерия не излучал. Ровный спокойный голос уверенного в каждом своем поступке мужчины, ни одной нотой интонаций не пытался оскорбить. Напротив, в нем звучало уважение и искренность. – Более того, я искал ее, - губы герцога вновь дернулись в улыбке. – Искал, чтобы попенять вам, Ваше величество, за беспечность. Вы слишком дороги Франции, и направляетесь в самое сердце религиозного раздора без должной охраны. Полагаю, вам не хуже меня известно, что, как только вы въедете в Пуату, ваша жизнь будет подвергаться опасности, - серебристо-серый взор Лоррейна был холоден и серьезен, пальцы одной руки стали размеренно стягивать с другой изысканную кожу перчаток. – Еретики, подобны плесени, возникнув где-то единожды, никто не может гарантировать, что, после уничтожения они не возникнут там вновь, - в этих словах, как бы сын Франсуа де Гиза не владел собой, сквозила неподдельная ненависть. – Я здесь, чтобы предложить вам четыре сотни своих людей. Они проводят вас до Бордо, а после, - Анри сделал паузу в речи, чтобы Медичи поняла, что он понимает, - хотя я бы и отдал приказ не оставлять вас и после, но по первому вашему требованию, они покинут вас, предоставив судьбе.
Если королева-мать прибудет в Бордо в сопровождении гизаров, это будет уже не визит доброй матушки, а угроза продолжения утихшей на время в этих краях войны.

- Кроме того, я хотел бы, чтобы вы ознакомились с этой бумагой, Ваше величество, - вытянув освобожденной от перчатки рукой из манжета рукава тонкий свиток, Генрих положил его между стоявшими на небольшой столешнице бокалами вина. Он не спешил садиться, не спешил и угощаться вином, разлитым на двоих. Пока его не приглашали. – Она написана, как вы сможете заметить, моей рукой, но это, всего лишь, копия того письма, которое было перехвачено моими людьми и доставлено лично мне в руки, - свиток действительно был наполнен строками, которые не принадлежали де Гизу. Они принадлежали Вильгельму Оранскому и были адресованы Франциску де Валуа.

 Отправлено: 11.09.17 20:17. Заголовок: Королеву позабавили ..

Королеву позабавили взгляды, которые ее придворные дамы кидали на Генриха де Гиза. Любая из этих птичек, что была вынуждена упорхнуть сейчас прочь по ее приказу, продала бы душу, Францию и королеву-мать Дьяволу за одну ночь в его постели, в надежде, конечно, что эта ночь будет не последней. Слава небесам, Гиз обходил стороной ее цветник, предпочитая иные луга. пусть так. Флорентийку устраивало это хрупкое равновесие, благодаря которому рыжеволосая Невер держалась подальше от двора. Ненависть Медичи к этой женщине, бывшей любовницей Карла, все не утихала…

- Садитесь, герцог. Я для того и отпустила своих дам, чтобы мы могли чувствовать себя свободнее. Этикет подождет, вам уже не двенадцать, чтобы я журила вас, да и в те юные годы вы вели себя безупречно.
Что правда, то правда. Единственный из сыновей Медчи, кто мог поспорить с герцогом де Гизом в изяществе, красоте, образованности и храбрости, был ее Генрих. Недаром Екатерина вложила в него всю кровь, всю душу, все чаяния. Остальные отпрыски Генриха II рядом со светловолосым сыном герцога де Гиза смотрелись неуклюжими увальнями.
Светловолосый мальчик вырос. И стал соперником ее Генриху. Этого Флорентийка простить ему не могла, но все же иногда с легкой грустью вспоминала то время, когда нынешние враги короля, тайные и явные, играли под ее присмотром в Сен-Жермене. Генрих де Гиз, два Генриха Бурбона, ее Карл, ее Анри… Тогда она гордилась успехами сына Анны д’Эсте так же, как если бы он был ее сыном.

- Я благодарю вас за заботу, Генрих. Но не думаю, что кто-то осмелится напасть на мать короля (еще раз напасть – подумала она), моим врагам не так уж долго осталось ждать – я не вечна и мой век уже на исходе.
Еще пять лет назад она с удовольствием разыгрывала эту карту – Господь забирал к себе и более молодых. Но после смерти незабвенного Ренато и ей пришлось признать свою смертность, возможно даже скорую смертность, так что вдовствующая королева не играла и не рисовалась.
- У нас ровно столько охраны, сколько следует и я сама настояла именно на таком положении вещей. В конце концов, я всего лишь провожаю дочь к ее мужу, в ее родной дом. Это семейное дело, пусть оно таковым и останется.

Сопроводив эту маленькую речь бледной улыбкой, Ее величество протянула руку к бумаге, справедливо не ожидая от нее ничего хорошего.
Из Назарета может ли быть что доброе?*
Развернула, вчиталась в строки.
О, она прекрасно знала о желании Франциска помочь герцогу Оранскому. Знал о нем и король. И совершенно определенно выразился на этот счет, предостерегая брата от опрометчивых поступков обещаний. Герцогу Анжуйскому не отказали вовсе, а лишь просили дождаться подходящего времени, сейчас Франции была не нужна еще одна война… Но когда это Франциск прислушивался к тому, что ему говорит мать и брат? И сейчас ей предстояло сделать хорошее лицо при плохой игре. Счастье еще, что королева поднаторела в этом искусстве.
- Это письмо крайне серьезное обвинение, Генрих, - вздохнула она. – Очень серьезное. Французский принц крови за спиной короля и брата обещает военную поддержку чужеземному государству, выражает готовность лично возглавить армию… Боюсь, глаза Франсуа застилает жажда военной славы. Настолько, что он не видит, куда идет.
Медичи вздохнула, отложив бумагу.
Если Генрих увидит это письмо, дивлен он не будет – а вот разгневан – весьма. Он требовал от младшего брата большего послушания, чем от кого либо из своих подданных.
- Кто еще знает об этом письме, герцог?
И что вы хотите за это письмо, герцог.

*Евангелие от Иоанна (гл. 1, ст. 45—46)

 Отправлено: 04.10.17 16:03. Заголовок: - Ваше величество, я..

- Ваше величество, я позволил счесть, что вы отпустили своих прелестных сирен, чтобы взмахи ресниц над их чарующими глазами и сладкий шепот голосов не затуманили мой рассудок, - герцог улыбнулся. – Как видите, я все еще надеюсь на вашу заботу, государыня, а потому и позволил себе прийти к вам со своей о вас, - вторая перчатка покинула предназначенную для нее руку, и обе они нашли себе место за поясом одеяния вельможи, такого же черного, как и у вдовствующей королевы.

Генрих позволял себе вычурность во многом, швыряя в лицо Валуа весь блеск своего положения и богатства, как вызов, и на больших празднествах при дворе, где появлялся нечасто, блистал драгоценностями, расшитой парчой и изысканными тканями, откровенно соперничая нарядом с королем Франции, но не позволяя себе безвкусицу, свойственную его фаворитам. Но в иных случаях, де Гиз демонстрировал перед народом и дворянством скромность, полагающуюся истинному католику.

Он занял предложенное Флорентийкой место за столом, но рука Его светлости не торопилась обвить бокал с вином пальцами, на одном из которых поблескивал темнотой перстень его отца.
- Воля ваша, Ваше величество, - Анри почти не сомневался в отказе. Медичи старалась сохранить хотя бы видимость мира со своим зятем, в душе, несомненно, все также вожделея его смерти. Кто знает, быть может, это сама Смерть сопровождает к Анрио его супругу, - тем более, я вас понимаю: к чему предосторожности, когда в доме мир и любовь. Передайте Ее величеству королеве Наваррской мои пожелания счастья, и что мы все с нетерпением ждем благую весть о появлении наследника в ее семье, - губы Гиза улыбались, но взгляд излучал холод. Он не забыл не только добра.

Лоррейн замолчал, давая мадам Екатерине вдоволь насладиться содержанием врученной ей бумаги, подушечка его пальца неспешно оглаживала кромку наполненного вином кубка; как причудливо чернит металл гранат вина, превращая его по цвету сходным на кровь, вылитую на землю; как часто руки его были в такой крови, что не боялись в нее окунаться вновь и вновь.
- Мне радостно, государыня, что ваша мудрость не изменяет вам, как и всегда, но позволю себе заметить: это не мое обвинение, это сознательный шаг вашего младшего сына к новому витку войны. Fiat justitia et pereat mundus*. Так вроде бы говорил в своей книге Иоганна Манлиуса, и фраза эта приписывалась Фердинаду I, - улыбка вельможи соскользнула с его лица, как капля воды соскальзывает с идеально гладкого мертвого камня. – Франция истощена. Мне прекрасно известно, сколь ослаблена сейчас армия. Вместо того, чтобы привлекать в нее людей, ваш старший сын разодевает в тряпье своих любимцев. А ваш зять только и смотрит, откуда бы урвать кусок земли пожирнее. В то время, как Франсуа, готов вылить остатки крови французской во имя своего тщеславия и мира в другой стране, - де Гиз, наконец, приподнял бокал на пальцах, и качнул чуть вино в нем, любуясь его колыханием. – Очередная война уничтожит вашего Генриха; матери могут простить гибель своих сыновей во имя Родины, но смерть на чужбине... Это не будет святым крестовым походом, это станет позором короля перед его народом, – пригубив вино, Лоррейн облизнул с губ красные капли. – Я привез вам весть об этом письме сам, покуда не хочу сейчас очередной распри, очередной крови, хотя буду и впредь стремиться истребить любого еретика, оскверняющего французскую землю своими ногами. Чтобы вы хотели, чтобы я сделал с оригиналом этой бумаги? Я верен вам, как и прежде, государыня, и верен Франции.


*Да свершится правосудие и да погибнет мир.
Иоганн Манлиус «Loci communes» (1563)

 Отправлено: 12.10.17 11:10. Заголовок: Лицо королевы Екатер..

Лицо королевы Екатерины вполне могло поспорить по своей непроницаемости с алебастровой маской, на которую искусный резец скульптора наложил легкую тень понимания и даже, казалось бы, симпатии. Флорентийка слушала Генриха де Гиза, не перебивая, едва заметно кивая головой, то ли соглашаясь с его словами, то ли призывая к еще большей откровенности.
- Речи истинного католика и сына Франции, - наконец, произнесла она, и на бесстрастном лице обозначилось подобие улыбки. – Как жаль, герцог, что я не могу верить им. Но увы, увы… не могу. Ища в чужом глазу соринку вы не замечаете бревно в своем, Ваша светлость. О каком мире может идти речь, о какой любви к Франции могут звучать слова, если ваша родная мать щедро тратит золото, вооружая вашу армию, покупая пушки и порох? У меня тоже есть письма, герцог, которые я могла бы извлечь на свет, но пока не извлекаю… именно потому, что хочу мира для нас всех. Страшно подумать, что случиться, разожги мы этот костер…

Медичи сложила перед собой руки, переплела пальцы в черных перчатках. Тусклый взгляд стал острым и проницательным.
Тот, кто списывал со счетов эту старую женщину, очень, очень торопился. Не сегодня и не завтра потеряет она свои силы и свое влияние на дела Франции и Европы. И кое-кто из тех, что желает видеть ее в могиле, сам успеет туда сойти.

- Если король узнает, что ваша достопочтенная матушка покупает пушки, он может счесть это подготовкой к мятежу. Бог мой, Генрих, я сама бы сочла это подготовкой к мятежу, не знай я так хорошо принцессу Феррарскую. Она заботится о сыне, пытается заслужить вашу любовь – это прекрасно. Я, как мать, понимаю ее всем сердцем. Но поймет ли король? Я не думаю.

Флорентийка не торопилась. Речь ее лилась плавно, медленно, она была лишена громких слов о распрях, о крови, о войне. Она говорила о любви и мире, но, по сути, с Гизом они говорили об одном и том же, только на разных языках. Франсуа сделала ошибку? Бывает. Что поделать, Его высочество неопытен. Но и мать Генриха де Гиза допустила ошибку, пытаясь купить любовь сына вербуя ему солдат и закупая оружие. Что из этого следует? Следует понять и простить своих близких, и не выносить их промахи на всеобщее обсуждение.
Семейное дело, господа.
Семейное дело.